что Лизе неловко за наше ребячество. Я, наверное, тоже покраснела. Стаскиваю с волос резинку, ладонью зачесываю все пряди назад и снова стягиваю их резинкой.
У разложения свой определенный запах. Среди всех прочих запахов он как грабитель: бьет тебя по лицу, пихает в живот и скрывается с твоей сумкой, пока ты приходишь в себя, сбитый с ног зловонием. То и дело до меня доносится этот тошнотворный запах гниющей плоти. Но также… что-то еще, чего я не могу определить.
– Есть только один способ выяснить, есть ли там что-то или нет ничего.
– Что бы там ни было, ты должна мне рассказать.
– Расскажу. Я пошла.
Она быстро отходит назад, а я резко распахиваю двери настежь.
То, что я вижу, вызывает перегрузки в моем сознании. Рот наполняется кислотой, я делаю усилие, чтобы сдержать ее.
Чтобы не сойти с ума, нужно мысленно отстраниться.
Снимки на память из отпуска в дождливой Италии: трупы, мутации, гниющая плоть. На теле священника крыса, она сдохла, пожирая то, что осталось от его лица. Патологические изменения в ДНК зашли так далеко, что даже кости разрослись неестественными шишками, прорвав кожу изнутри. Тела изуродованы не только шишкообразными образованиями, но длинными выростами, свисающими наподобие лестницы, а похожие на рога выступы торчат из того, что когда-то было лицами. Тела, уже не человеческие, но еще достаточно их напоминающие, чтобы не принять за инородные. Смерть здесь, в Италии, обрела кошмарную изощренность.
Вдруг раздался хлюпающий, сосущий звук. Мне он знаком. Я не смею закрыть глаза, чтобы подумать, и я не могу задержать взгляд на чем-нибудь хоть на секунду, чтобы определить его природу. Кошка, облизывающая кусок мяса шершавым языком. Втягивание лапши из миски. Высасывание мозга из только что разломленной косточки…
Что-то кормится. Монстр, который мог бы быть человеком, если бы не стал жертвой этого безумного эксперимента. Звук одновременно и негромкий, и оглушающий, так что у меня от него звенит в ушах.
Кто-то их здесь запер. Кто-то оставил их в этом склепе умирать, и я не могу его винить за такое решение.
Я едва удерживаю тяжелую деревянную балку. Трясущимися руками я кое-как вставляю ее в скобы и вколачиваю кулаками на место, чтобы существа внутри никогда не смогли выбраться наружу. Я иду, не оборачиваясь, впереди Лизы и сжимаю кулаки.
– Что там было?
Ей любопытно, но я не знаю, что сказать. Эти существа были когда-то людьми, но теперь превратились в новое звено пищевой цепочки.
Я мотаю головой, я не могу говорить. Если я заговорю, то придется расстаться с фасолью.
Мы отошли уже, наверное, на расстояние полумили. Дождь стал слабее, капли щекочут мое мокрое лицо, прежде чем стечь ручейками под круглый вырез футболки. Лиза болтает без умолку о чем придется, и я радуюсь этому, потому что ее болтовня отвлекает меня от мыслей о церкви.
Еще одна миля позади. Стрелка компаса свидетельствует о том, что мы по-прежнему двигаемся на восток с небольшим отклонением к югу, как раз в точности
