девушку, которая не пользуется губной помадой.
– Она делает это ради защиты Израиля, – воинственно бросил Шварц.
– То есть?
– Никакой помады. Никаких салонных танцев.
– Ради защиты Израиля, – повторил Куллинейн.
– Да! – едва не вскинулся Шварц. – Спросите ее сами. Авива, иди сюда!
Девушка вернулась к ним и презрительно бросила:
– Я не из этих… салоним.
– Салоним, – перевел Шварц, – те, кто ходит на танцы в салонах.
– Я дала обещание своим друзьям. И мы никогда не ходим на танцы. – Она с вызовом посмотрела на Куллинейна и отошла неловкой походкой девушки, которая знает лишь народные танцы. Шварц последовал за ней.
– Надеюсь, она не в той команде, что занимается керамикой, – тихо произнес Куллинейн.
– Минутку! – вспыхнула доктор Бар-Эль. – Когда мне было семнадцать, я дала такой же обет. Мы чувствовали то же, что Авива чувствует сейчас. Израилю нужны женщины, которые могут держать оружие… и, если надо, умереть на поле боя. Губная помада и танцы – это для слабых женщин Франции и Америки. – Аккуратно поставив чашку кофе, она добавила: – И я рада, что этот дух еще жив.
– Но ты же пользуешься губной помадой, – напомнил Куллинейн.
– Я старше, – возразила миссис Бар-Эль. – И, кроме того, теперь я борюсь за Израиль на другом поле боя.
Это было странное заявление, но в данный момент Куллинейн решил не углубляться в него.
– Думаю, нам стоит вернуться и провести общее собрание, – предложил он.
Четверо ученых двинулись по живописной тропинке к каменному дому с арками, что стал их штаб-квартирой. Когда Куллинейн добрался до него, то в первый раз обратил внимание на оливковые деревья Макора по ту сторону дороги. Они были непостижимо старыми. Их возраст измерялся не годами или десятилетиями, а веками, сливавшимися в тысячелетия. Стволы их были узловатыми и кривыми, а ветки поломанными. Многие стволы были лишены древесины, которая сгнила с годами, оставив по себе лишь отдельные куски, но и их хватило, чтобы дать жизнь корявым веткам, и в конце весны оливы покрывались серовато-зелеными листьями, которые придавали деревьям такую привлекательность. Каждый порыв ветерка, что летел со стороны старой дороги, шелестел ими, и роща меняла цвета от сероватого к зеленому. Куллинейн и раньше видел такие оливковые деревья, но подобная роща ему не попадалась. Он уже был готов войти в здание, откуда ему предстояло руководить раскопками, но вместо этого перешел дорогу, чтобы рассмотреть одно удивительное дерево – явный патриарх, от шишковатого кривого ствола которого осталась лишь одна оболочка с многочисленными пустотами. На стволе было всего несколько веток, но они были густо усеяны оливками. И Куллинейн, стоя перед этой не сдавшейся времени реликвией, почувствовал, что предельно приблизился к тайне Макора и теперь воистину готов к раскопкам. Куллинейн молча вошел в помещение, где уже собрался его штат и их девятнадцать помощников, которые съехались со всех концов света
