сцены, где евреи, получившие десять заповедей, требуют от Моисея вернуться к Богу за дальнейшими инструкциями, простой язык нового перевода и его идиомы дали ему ощущение, словно он на самом деле стоит в толпе евреев у горы Хорив, где им были даны заповеди: «Приступи ты и слушай все, что скажет [тебе] Господь, Бог наш; и ты пересказывай нам все, что будет говорить тебе Господь, Бог наш, и мы будем слушать и исполнять»[11].
После того как Куллинейн в четвертый раз прочитал Второзаконие, он сказал Элиаву:
– Я понимаю, что ты имел в виду. Чувство современности.
– А теперь прочитай в последний раз. На иврите. Подлинный текст Второзакония.
– Мой иврит оставляет желать лучшего, – запротестовал Куллинейн. – Поверю тебе на слово, что перевод просто прекрасен.
– Я хочу доказать тебе нечто совсем другое, – сказал Элиав. – И для этого твой иврит вполне годится. Слова, которые ты не знаешь, просто пропускай.
Куллинейну потребовался почти весь день, чтобы справиться с текстом на иврите, и для него это был один из лучших дней в Макоре, поскольку, пробиваясь сквозь упрямый иврит почти так же, как сквозь почву, скрывающую Макор, он пришел к спокойному, но звучному символу веры, составляющему сущность иудаизма, к строчкам, которые были квинтэссенцией еврейской истории: «Отец мой был странствующий Арамеянин, и пошел в Египет, и поселился там с немногими людьми, и произошел там от него народ великий, сильный и многочисленный; но Египтяне худо поступали с нами, и притесняли нас, и налагали на нас тяжкие работы; и возопили мы к Господу Богу отцов наших, и услышал Господь вопль наш, и увидел бедствие наше, труды наши и угнетение наше; и вывел нас Господь из Египта [Сам крепостию Своею великою и] рукою сильною и мышцею простертую, великим ужасом, знамениями и чудесами, и привел нас на место сие, землю, в которой течет молоко и мед»[12].
За обедом Элиав сказал:
– Вот на что я хотел обратить твое внимание. Иврит, которым примерно в седьмом веке до нашей эры было написано Второзаконие, – тот же самый иврит, который мы возродили в Израиле после того, как он тысячу лет был мертвым языком. Поговори с любым из кибуцников. Сынок!
К ним подошел парнишка лет пятнадцати, непринужденный и раскованный; у него были закатаны рукава, потому что он занимался уборкой столовой.
– Можешь ли ты найти мне кого-нибудь, кто говорит по-английски? – попросил Элиав, а когда парнишка ответил, что он и сам его знает, Элиав протянул ему Тору на иврите, показал на абзац во Второзаконии и спросил: – Ты это можешь прочесть?
– Конечно.
– Давай.
Парнишка присмотрелся к тексту древних ивритских букв и, запинаясь, процитировал:
– «Мой отец был арамеем, и у него не было дома. Он пришел в Египет. Их было немного, но здесь они стали народом».
– Отлично, – сказал Элиав, и обрадованный кибуцник вернулся к своей работе.
Куллинейн
Там же, 5: 27. –
Там же, 26: 5–10. –
