никак не ожидал, что его пригласят, но подобрался и втянул живот.
А далее началось танго на снегу. И загипнотизированные волшебным действом дали закружились вокруг танцующей пары. Все быстрее вписывались в водоворот кочки и проруби, ледяные исполины и полоска леса на далеком горизонте.
И казалось, будто не гитары рождают музыку, а музыка сама возникает внутри каждого из зрителей. И сердца суровых мегатонников подхватили жаркий ритм знойного танца.
И снег стал горячим, превратился в опадающий цвет акаций, пусть не развевалась мантилья, не стрекотали кастаньеты…
Empieza el llanto
de la guitarra.
Se rompen las copas
de la madrugada!
Empieza el llanto
de la guitarra!
– Как думаешь, Толян, учебная тревога намечается или настоящая? – спросил Кучин и покосился на генерала, ошивающегося в опасной близости от замаскированного компьютера. В прошлое свое посещение генерал обыскал каждую пядь островка, но компьютер не нашел, был невероятно зол и заявил на подъеме флага, что «он не он будет, если не изобличит того разгильдяя, который „спекулирует золотом и вынуждает Центробанк ради пополнения золотовалютных резервов девальвировать рубль“.
Хутчиш пожал плечами.
– А что, будет тревога? – поинтересовался вернувшийся к костру Зыкин, вытирая липкие пальцы горстью снега. Ему было больно смотреть, как солистка танцует с другим.
Одна из гитаристочек подбросила белую розу, роза несколько раз перекувырнулась в воздухе. Полковник, завершая очередное па, наклонил исполненную грации партнершу, и та поймала цветок зубами, словно не закрывала траурная ленточка ее глаза от окружающего мира. И еще быстрее понеслись по окружности проруби, ледяные истуканы и кочки, сливаясь в сплошные линии. И снег превратился в соль.
Es inutil callarla.
Es imposible
callarla!
– Молчать, салага, когда дедушки беседуют, – отшил Зыкина Кучин, а Хутчиш терпеливо пояснил:
– Валера, ты вертолет видел?
– На котором генерал прилетел? Ну, видел. – Большая снежинка села Зыкину на ресницу и растаяла. Горькая, как слеза.
– И что в нем было необычного?
Llora monotona
como llora el agua,
como llora el viente
sobre la nevada! –
слова, слетающие с лиловых губ, припечатывались каблуками танцующих к горькому снегу.
– Я ж говорил – салага, – буркнул Кучин из-под опущенного лба, продолжая украдкой следить за генералом. Нет, пронесло и на этот раз. Евахнов ничего не заподозрил и захрустел снегом дальше.
Словно только эта четверка – генерал и три мегатонника – не попала под чарующую силу танца. Остальные бойцы уподобились ледяным истуканам, кто с чашкой стынущего чая в руке, кто просто с открытым ртом…
Es imposible
callarla.
Llora por cosas
lejanas!
Ритм танца пульсировал в висках. Нервный и тревожный, скрывающий неведомую угрозу и заставляющий внимать этой угрозе
