и вельмож Тевтонского Ордена. Так что, друг любезный, напрягись и хоть раз обрати свои таланты на свою личную пользу. Что же касается меня, мои польские связи и мой меч, если понадобится, всегда в твоем распоряжении. Заявляя это, я сильно надеюсь, что ты не поймаешь меня на слове и не попросишь штурмовать Вавель.
– Да уж, – герцог сжал рукой лоб, чтобы унять начинающуюся головную боль.
– Кстати, последний нюанс. Точнее, совет, который дала Эльжбета. Ты ведь просил совета, не так ли?
– Ну и?
– Срочно найди свою жену. И переспи с ней.
– Ты что же, совсем совесть потерял? – с изумлением спросил герцог.
– Мне нравится твоя реакция. Просто сделай это. Я слышал, что Ягайло послал своего секретаря в Остроленку, чтобы увезти оттуда Эвелину и Андрея. Это значит только одно: новость о твоем присутствии уже достигла ушей короля.
– Сколько у тебя людей? – спросил Карл после непродолжительного раздумья.
– Много.
Карл с удивлением увидел, что Острожский уже не так напряжен и даже слегка усмехается, наблюдая за ним.
– Как много? – подозрительно спросил он.
– Очень много. И все отлично тренированные для войны наемники. Так что при желании я действительно могу штурмовать Вавель, если это понадобится.
– И что ты намерен делать?
– В настоящий момент я намерен отправиться спать. Уже поздно.
– То есть, штурм Вавеля откладывается на завтра? – уточнил Карл, неизмеримо обрадованный тем, что Острожский все больше и больше начинает вести себя как тот человек, которого он знал прежде.
– Не могу ничего обещать. Но недели через две или три приглашаю вас с Эли и семейством в Остроленку.
– Откуда ты знаешь, что у меня есть дети? – поразился Карл.
– Было бы странно, если бы их не было. Наследник?
– Да, – с гордостью сказал Карл.
– Поздравляю. А сейчас, иди спать. Ты мне очень помог, Карл. Обо всем остальном поговорим в Остроленке.
– Ты едешь в Остроленку?
– Нет, Карл. Я еду в Краков. Насколько я понял с твоих слов, Эвелину следует искать именно там.
Глава 4
На последней перед Краковом почтовой станции не оказалось лошадей. Проклинающий в душе всех и вся от нетерпения очутиться скорее в Кракове, герцог, стараясь сдерживать свой гнев, вышел из кареты и бездумно наблюдал, как проворные и молчаливые люди, напуганные бледностью и непроницаемым выражением его лица, торопливо распрягали загнанных лошадей.
Чуть поодаль, на почтовом дворе стояла другая карета, большая и вместительная, с закрепленными на крыше ремнями сундуками. Она въехала во двор на четверть часа раньше, и теперь ее счастливые обладатели уже ждали,
