сердечной болью увидела такую знакомую, полузабытую ослепительную улыбку князя Острожского.
– Ваша карета готова, милостивая пани, – подбежал, кланяясь Эвелине, хозяин почтовой станции.
– Вы едете в Краков? – спросил, поднимаясь, герцог Монлери, обращаясь к Эвелине.
Она растерянно кивнула, не зная как поступить.
– Большая часть моих людей едет верхом, – сказал герцог. – Я оставлю карету и пару надежных людей на почтовой станции. Когда они получат лошадей, они перегонят ее в Краков. Я поеду с вами.
– Вам нет нужды ехать верхом, – сдержанно сказала Эвелина. – В моей карете найдется место и для вас.
– Рана вашей светлости, – заикнулся было камердинер, но герцог выразительно посмотрел на него и он умолк.
– Я поеду верхом, – решительно сказал Монлери.
Он только на секунду представил себе, как он будет сидеть в тесноте кареты, неминуемо касаясь при тряске на ухабах тела этой восхитительно прекрасной женщины, воспоминания о которой преследовали его бессонными ночами в течение пяти лет, и сразу же осознал, что не вынесет этого. Пусть она все еще оставалась его женой, но он не имел права на нее, пока не расскажет ей правды.
– Рана? – между тем переспросила Эвелина, глядя на смешавшегося камердинера, а потом перевела взгляд на герцога. – Вы что же, ранены, князь?
– Пустяки, – заметил герцог. – Всего лишь царапина.
– Но вы повредили вашу старую рану, полученную в сражении шесть лет назад! – пренебрегая гневом герцога, возопил камердинер. – Ваша светлость, будьте же благоразумны!
– О Господи! – светлые глаза Эвелины блеснули негодованием.
– Андрей, а ну-ка быстренько ведите отца в карету, – сказала она, обращаясь к малышу.
Андрей задрал головенку и понимающе посмотрел на герцога, несколько растерянного таким поворотом дела.
– Не стоит спорить с мамой, – проникновенно сказал малыш, беря герцога за руку. – Себе дороже. Пойдемте, сеньор.
Герцог краем глаза успел заметить ухмылки на лицах его людей, постепенно подтянувшихся к карете и слышавших теперь каждое слово их разговора.
– Фабрицио, – приказал он перед тем, как последовать за сыном. – Проследите за тем, чтобы мою карету доставили в Краков. И скажите господину легату, что я сам найду его в городе по приезду. Поднимайте людей, мы отправляемся немедленно.
– Не извольте беспокоиться, ваша светлость, – сказал немолодой усатый итальянец, скрывая улыбку облегчения, увидев, как обернулось дело.
Уже усаживаясь в карету, Эвелина услышала обрывок странного разговора, который велся на итальянском языке.
– Мне остается только признать, что я бы неправ, – негромко сказал одному из людей герцога усатый Фабрицио. – Его герцогиня великолепна! Недаром он помнил ее все это время лучше, чем свое собственное имя. Поначалу он был так плох, что донна Лусия опасалась за его рассудок.
