А каждого десятого из его сотни предать милосердной смерти чистым железом.
– Приступайте, – махнул рукой неизвестный пока Алексею повелитель.
К преступнику, вина которого была неизвестна полубогу, подскочили от войлочной двери еще две живые груды, теперь уже практически полностью железные.
– Барласы… Или тиграуды, – всплыло в памяти Сизоворонкина давно и напрочь забытые названия из когда-то прочитанной книжки.
Тиграуды (это название понравилось ему больше) подхватили труса под руки, но не утащили его прочь – на ту самую встречу с дикими зверьми – а вздернули его так высоко, что монгольский воин, чем-то провинившийся перед своим повелителем, провис позвоночником над полом. Теперь трясся не только зад, но и все тело монгола. Сизоворонкин не успел ни посочувствовать этому несчастному, ни заполниться презрением к нему. Субудай, оказавшийся на удивление проворным старичком весом далеко за сотню кило, высоко подпрыгнул и обрушился всеми своими килограммами на тот самый позвоночник. Алексей услышал громкий противный треск, означающий, что этому человеку не сможет помочь уже ничто и никто – даже боги. Теперь тиграуды поспешили утащить из юрты потерявшего сознание мужика. Следом, низко поклонившись повелителю, вышел и Субудай – очевидно, чтобы выполнить вторую часть уложения Ясы властного старика.
Алексей, уже решивший для себя, что встретится здесь с ипостасью Грааля, дарующей гнев, с удивлением увидел, как лицо оставшегося в одиночестве бородатого старика тут же разгладилось; оно не было теперь гневным. Скорее этого человека можно было назвать мечтателем – покорителем земель до того самого Последнего моря, о котором говорил Субудай. Мечтой повелителя действительно было дойти до берега, за которым нет ничего, кроме соленых волн, повернуть назад своего коня, и воскликнуть, обращаясь к покоренным землям и народам: «Я сделал это!».
– Гордыня, – понял Сизоворокин, – вот чем питает его Грааль!
Он заскочил в юрту и остановился перед стариком, который даже в своей гордыне не мог не отметить, что человек, появившийся перед ним из ниоткуда, имеет право говорить с ним на равных. Может потому, что обнаженный незнакомец с фигурой, о какой мог мечтать любой нормальный мужик, сжимал в руках бокал, удивительно смахивающий на его собственный. Он метнулся взглядом к сундучку, где, очевидно, и хранился артефакт. Это движение разрушило эффект появления полубога. Перед Сизоворонкиным опять стоял Властелин, пред которым все остальные – в том числе и Лешка-Геракл – были букашками под ногами его коня.
– Доктор, у меня в квартире бегает какой-то зверек и разговаривает со мной.
– Это белочка к вам заглянула… Пьете, наверное, не просыхая.
– Нет, что вы, я непьющий
– Значит, писец пришел…
– Я не белочка, и не писец, – сообщил старику Алексей, – я посланник из будущего.
