лишь пара малозначительных, на первый взгляд, слов. Но это было порывом, тем самым ощущением, это было счастливым озарением!
Его терзает боль, физическая или душевная, всё вместе, и он корчится от этой боли, она вдавливает его в пол, прыгает на нём, бьёт тяжелыми сапогами, при том, что у неё такое милое имя: «Боль». С одной стороны, это ужасно, с другой же… к нему возвращается чувство того, что он находится вовсе не на своём месте и это сладостное чувство. И всё это вместилось в те несколько слов, что королевской почтой отправились к Хлое; да, Писатель плюнул на издательство и вместо того написал дочери, ей он хотя бы мог выговориться, выговориться откровенно и просто, без лишних церемоний, как единственному оставшемуся на свете родному существу.
Зачем он это сделал? Вряд ли и он сам смог бы ответить на этот вопрос – это была одна из тех вещей, что невозможно объяснить словами. Это случилось и всё тут!
Неделю спустя ему стали давать красные таблетки – боль притупилась, и потихоньку улетучилась, словно её и не было никогда.
Он не писал ей того, что ему больно, она сама сделал такой вывод, и попыталась облегчить участь своего отца, но вернуть назад ничего уже было нельзя. Боль ушла, а воспоминание о ней остались, осталось и ощущение. Ха-ха, таблетку от ощущения ещё не изобрели!
Так он стал другим, он переродился, он был более готов к неизбежности, чем прежде, когда храбрился, узнав о том, что пробил его час.
Нынче его не терзают обычные в таких случаях вопросы; не сказать, что они и прежде доставляли ему сколько-нибудь неудобств, но они имели место. Теперь же их нет вовсе. Когда человек полностью уверен в чём-то, неважно в чём, он находится ближе к истине, нежели тот, кто томится неуверенностью. Он был молод, он любил и ненавидел, был привечаем и отвергнут – всё бывало – но время, время… О, время, – вздыхает он, сидя у своего окна, – оно стареет вместе со мной, скоро оно отомрёт. И я, часть природы, умирающей и воскресающей, точно древний Бог Плодородия, утратил свою молодость, как часть жертвы во имя новой, пробивающейся из почвы Жизни. Тем, кто молод теперь, хочет жить и дышать, кто нуждается в полной груди воздуха, в любви и ненависти, нужно освободить место, так же, как и мне самому некогда освободили его. Молодые цветы лучше всего растут на прахе!
Нет, нет, друг, не ищи на карте «Вечной радости», чтобы там ни было, все карты, как одна, лгут. Не ищи «Вечной радости», ищи «Вечную ночь», тогда, быть может, тебе улыбнётся удача…
***
Но я всё же нашёл свою «Вечную ночь»! Хотя, быть может, это Она нашла меня…
Что это такое? Всё просто – богадельня где-то на севере, прекрасное место, как всё, что близко к полярному кругу, с зимними трескучими холодами, мошкарой летом и северными сияниями, но вряд ли столь уж обжитое и хорошо посещаемое, как я думал.
Велико же было моё удивление, когда я узнаю, будто
