которой прижималось мужское бедро.
Борис не торопился отодвинуться. Смущению Михалины не было предела.
Она подняла глаза и поняла, что поезд несет ее не в Варшаву – нет. Поезд несет ее прямиком в геенну огненную.
Свиета Мария!
Куда делось ее хваленое, сладостное бесстрастие, которым она втайне гордилась?
Чувствуя себя совершенно беспомощной перед мошенником, который ловко прикидывается журналистом, Михася ждала Катьку, как ангела – хранителя.
– Вы совсем не искушены, – завершил наблюдение публицист.
– А вы развращены женским вниманием, – огрызнулась она.
– Это же классика: мужчина должен быть развращенным, а женщина – неискушенной.
– Все хорошо в меру. И даже в классике вариантов значительно больше. Взять хотя бы вас и Катерину.
– Да, – с хмельной бесшабашностью согласился Борис, – Катька та еще штучка. Я уже стар для таких акул.
– Неужели? – С языка просилась какая-нибудь гадость. В этот момент Катька материализовалась у столика, спикировала на диванчик, чуть не сдернув скатерть со всем, что на ней стояло, и небрежно бросила:
– Борюсик, налейте – ка мне.
Господин Чарнецкий только хвостиком не завилял.
Пса крев! Со дна католической души Михаси поднялась и затопила рассудок заурядная, пошлая, совершенно не христианская ревность: как этой кукле удается манипулировать симпатягой – публицистом? В ней же только и достоинств, что молодость. Где глаза у него?
– Так на чем мы остановились? – Катька, не морщась, опрокинула последние пятьдесят и закусила остатками оливье.
– Ты интересовалась третьим браком Бориса, – любезно подсказала Михалина.
Подсказка была с душком. Это была попытка загрести жар чужими руками. Происхождение и воспитание не позволяло Михалине задавать Чарнецкому вопросы, а крашеной выдре все с рук сойдет.
– А! Да! Ну, так как? – Катька попыталась придать пьяному взгляду серьезное выражение.
Борис пожал плечами:
– Моей третьей жене двадцать три.
– Ух, ты какой! – Икнув, Катька погрозила Борису пальцем.
– Вот такой отчаянный я парень, – без тени самодовольства, скорее с тихой печалью констатировал Чарнецкий.
Икота не проходила, Катька содрогалась от спазмов.
– А тебе сколько? – выдавила она, – не боишься, ик, оставлять ее без присмотра, ик?
– Я старше жены на восемнадцать лет. Конечно, она развлекается, но это вполне невинные развлечения, – с самоуверенностью мужчины, у которого нет проблем с потенцией, заявил Борис. – К тому же она может это сделать в любое время, не только в мое отсутствие. Я не слежу за женой.
– А зря. – Катька присосалась к соку, но только оторвалась от стакана, снова икнула. – А ты не боишься оставлять своего мужа? – Пьяный взгляд переместился на Михалину.
– Вдохни, –
