раз Михалина была близка к тому, чтобы остаться, сделав выбор в пользу жизни, то есть своего мужа. Все – таки сестра Стефания далеко, а Митяй под боком…
Однако стоило покинуть зону обитания Недобитюха, как в Михалине стали происходить какие – то глубинные изменения.
Сначала вернулась девичья мечтательность.
«О, Варшава, – думала Михася, трясясь в электричке, – этот полугород – полусирена! Плац Трех Крестов, аллеи, пряничный левый берег Вислы…».
Голова сладко кружилась.
Поезд, перрон, терпкий запах лопающихся почек и талой воды усугубили ее состояние. Не говоря о попутчиках…
Вместе с нею в купе оказалась загорелая крашеная девица лет двадцати пяти, немного дерганая, с полным ртом жвачки. Довольно высокий, сухой, коротко остриженный субъект чуть за сорок, с хищным носом и со странным взглядом миндалевидных, карих глаз. Настоящий бедуин.
Третьим был умопомрачительный, изысканный господин в очочках – ровесник Михалины, тоже высокий, ироничный, с магнатскими усиками «а – ля Валенса». Правда, усики плохо вязались с Евросоюзом, но в целом мужчина произвел на Михасю сильное впечатление, хотя, это вполне мог быть синдром Недобитюха.
Тем не менее, метаморфозы продолжались: Михася распрямилась в полный рост.
– Борис, – представился господин, едва хлопоты, связанные с проверкой билетов и раздачей постельных принадлежностей, улеглись. – Журналист, публицист, краевед. – В руке у Михалины оказалась визитка: «Чарнецкий Борис», – лаконично, как на надгробии, значилось на ней, только, в отличие от надгробий, к имени прилагался номер мобильного.
Девице Чарнецкий тоже зачем – то всучил визитку. Та лениво взяла ее двумя пальцами с накладными, зловеще загнутыми когтями, и положила на столик.
Поглаживая пальцами бархатную визитку, Михася приосанилась: все – таки как это важно, когда тебя окружают образованные, культурные люди.
– Это мой коллега и лучший друг Платон Фархатович Герасимов, – представил Чарнецкий насупленного стриженого субъекта, расположившегося напротив.
– Михалина, – она кивнула со сдержанным достоинством. О том, что подвизается в районом печатном органе, по неведомой причине умолчала – хвастать было нечем. Всего лишь провинциальная журналисточка, редактор провинциальной газетенки, которых пруд пруди.
– С частным визитом?
– Да, – розовея, растянула губы в улыбке Михася. – К сестре еду. А вы?
– По приглашению польских коллег едем на конференцию по Катыни и на майские праздники. Заодно. Приятное с полезным совмещаем. – Борис поправил очочки и улыбнулся, от чего у Михалины, как писали в романах, стеснило грудь.
Она прислушалась к ощущениям. Что делается! Не прошло и трех часов, как из дома… Удачное начало, ничего не скажешь.
– Уже бывали в Варшаве? – полюбопытствовал господин Чарнецкий.
Подарок сестры – альбом с фотографиями Варшавы – был
