решил изменить маршрут. Идти совсем уж «не туда», а куда, в прямом смысле, глаза глядят. И не пожалел.
Пружинистый сухой грунт, изменчивость ландшафта, заросли. Судя по ширине утоптанного направления, здесь ходили многие и – давно. Но сейчас никого не было. Оказалось, что изменить свою жизнь… (лучше, наверное, сказать «освежить свою жизнь»). Вот.
Короче: получилось так, что привносить в свою жизнь нечто иное, более естественное, хоть сколько-нибудь тонизирующее, вовсе нетрудно. Вот о чём я размышлял, пока шёл в отрешении. Думая и созерцая. Обоняя и погружаясь. Десять минут. Двадцать минут. Возможно, полчаса уже. Или сколько там минуло? Часов-то нет. И телефон не взял, дурак я, что ли? Хватит уж телефонов-то со смартфонами. Сгинь, интернет, сгинь! Пропадите соцсети. Да пребудет с нами целомудрие. Апофеоз схимы, возникни!
Тропинка ужималась и снова вилась широкой. Всё ниже, ниже. По левую руку, промеж дерев, образовалось нечто тумана. Или дыма от костра?.. Нет. Забор то глухой, подобный лесу, и мимикрирующий краской своей, верно подобранным оттенком. Где-то в наших лесах расположены тщательно обустроенные, укоренённые в природу особняки. Члены организованных депутатских группировок знают рецепты vie naturelle. Кажется, мимо одной из таких усадеб мне и довелось проходить сейчас.
На счастье, тропа круто изогнулась. Я двинулся по направлению к оставленному городу. Там – люди.
Прогулка затягивалась, рождая смутное брожение в груди. Мне становилось неуютно даже при свете дня. Какие-то рассказы о местных происшествиях будоражили память. Кто-то сюда пришёл и не вернулся. Другие отправились на поиски и бесследно исчезли. Некоторых потом находили, но опознать не смогли. Хорошо же я вышел. На прогулочку.
Помимо воли глянул назад… и содрогнулся. Метрах в пятнадцати позади меня след-в-след вышагивала крупная меркнущая тварь. Она двигалась наискосок, изгибаясь боком. Молча. Словно бы намереваясь и будто бы раззадориваясь. Могу поклясться: рядом никого больше. На километры вокруг. Только я и особь, преследующая меня на четвереньках. Мы находились вдвоём посреди умышленно глухой чащи. В издевательской близости от живых, но чуждых в подобии людей. Случись что – не найдут. Три-четыре сезона, и полностью истлеешь. Зима, лето. Зима, лето. Кости темнеют быстрее, чем устаревают наши о них заблуждения. Кости стремятся к земле, перенимая от неё внешние признаки. И у них получается. Кости, по-своему, талантливы. А в прочности уступают только зубам.
Существо, между тем, приблизилось. На его шее виднелось нечто вроде ошейника. Точнее, то, что хотелось принять за ошейник. Некогда сковывающее вервие, которое не смогли до конца перегрызть. Кажется, оно ещё роняло сукровицу, каплю за каплей. Я догадался приподнять руки к животу, рассудив, что истерзанные локти – всё-таки не столь значительный урон, по сравнению с обгрызанными кистями.
По мере приближения, тварь замедляла ход. Её явно что-то смущало.
Встав
