больше интересовал красивый жест, чем сами брачные отношения. Я не хотел тянуть до момента, когда предложение делается сидя на диване перед телевизором во время рекламной паузы в форме: «Ну чего, может, нам пожениться уже?» Я романтик, мне импонирует идея старомодного, спонтанного (но, конечно, очень ожидаемого) предложения руки и сердца, и, уж можете мне поверить, этот трюк я провернул виртуозно.
Я заказал частное объявление в газете «Провиденс Феникс» – весьма своеобразном левацком издании, которое печатали в каком-то ангаре. Объявление гласило: «Анна-Лора, ты выйдешь за меня? Ричард Х.». Дело в том, что Анна всегда просматривала частные объявления – какая бы газета или журнал ни попала ей в руки. Не важно, какое перед ней издание – будь то «Нью-Йоркер», «Нью-Йорк таймс», «Космополитен», «Гламур», «Стар», – она всегда первым делом открывала именно страничку с объявлениями.
Объявление я заказал на 5 апреля девяносто пятого года. Анна любит помучить меня неизвестностью и потому до сих пор не призналась, когда именно она его прочла. Но 21 мая я обнаружил в газете ее фирменного ослика в тиаре с фатой. На тиаре было одно слово: «Да».
Мы поженились на мысе Кейп-Код в том самом доме, где год спустя Анна листала книги о беременности, а я писал «Синего медведя». На свадьбу она надела белое платье, которое покупала для бала дебютанток в Париже, и искрящиеся резиновые балетки-мыльницы. Мы устроили барбекю и напились, а после, валяясь на пляже под пледами, на десерт съели самодельное печенье из воздушного риса. Получился милый маленький праздник. Простой. Дурацкий. Очень в нашем духе. Мы легли спать на рассвете в комнате с выкрашенным в белый цвет дощатым полом. Анна уснула у меня на груди. Я водил пальцем по гладкому золотому ободку, нагретому теплом ее тела, по ее кисти, слушал ее дыхание, пока не заснул с улыбкой на губах. Меня совершенно не пугала абсурдная перспектива провести остаток жизни с этой женщиной. На самом деле любовь не ослепляет, она делает человека оптимистом.
Я не позвал на свадьбу родителей – вернее, не стал особо настаивать, чтобы они приехали. В отношении моего существования Эдна и Джордж Хэддон всегда придерживались политики laissez-faire[10]. Формой выражения любви ко мне для них было полное и безоговорочное принятие моих жизненных решений. Мы договорились устроить неформальное празднование у них дома в Хэмел-Хэмпстед, как только приедем, а пока они хотели от нас лишь звонков, открыток и фотографий.
Что же касается родителей Анны… О том, что Анна вышла за меня замуж втайне от них, я узнал дней через десять после свадьбы. За обедом она вдруг взяла и расплакалась. Я поначалу решил, что она расстроена поведением наших друзей – накануне мы устраивали дома вечеринку, и кто-то курил в туалете, а это для Анны было вопиющим неуважением. К тому же она не любила есть то, что приготовлено не сегодня, а обедали мы вчерашней курятиной. В общем, были причины для огорчения, но оказалось, что все куда серьезнее. Она не сообщила своему семейству
Невмешательство (
