глаза бывают у только что родившихся младенцев, которых еще не коснулась грязь этого мира, однако по морщинкам на переносице священника, по горьким складкам возле его рта Амалия угадала, что на самом деле этому человеку досталось сполна. И, однако, взор его поражал своей безмятежностью.
– Вы верите в бога? – ответил отец Рене на слова Эжени. – Тогда вы должны знать, что все в его воле.
Это были всего лишь слова, но то, как он их произнес, оказало на окружающих поистине магическое действие. Эжени перестала плакать, Феликс обнял ее за плечи, Кристиан кашлянул и опустил глаза, а Ортанс распрямилась, как натянутая струна. Священник растворил дверь и шагнул в каюту. Через минуту оттуда вышел шатающийся от горя Проспер Коломбье, его сестра, которая поддерживала его под локоть, Гюстав и бледный адвокат Боваллон. Последним в дверном проеме показался маленький доктор. Дверь затворилась, и священник остался с умирающей наедине. Луиза, ни на кого не глядя, прислонилась к стене. Поколебавшись, к ней подошла ее кузина.
– Луиза, – несмело начала Эжени, – извини меня, пожалуйста. Я… я была не в себе, когда сказала…
Девушка устало повернула голову в ее сторону.
– Ну что ты, – примирительно ответила она. – Я уже все забыла. – Она отлепилась от стенки и неуверенной походкой направилась к соседней каюте. – Я пока побуду у себя. Если понадоблюсь…
– Да-да, мы тебя позовем, – поспешно сказал Кристиан.
Луиза кивнула и удалилась.
Доктор Ортега хотел уйти, но в него вцепился Кристиан.
– Доктор… Скажите, пожалуйста, а мама… она… – Он собрался с духом. – Неужели нет никакой надежды?
Маленький доктор с грустью взглянул на него.
– Мне очень жаль, месье, но… Я сделал все, что было в моих силах. Теперь вся надежда только на бога.
Он удалился, а удрученные члены семьи, в одночасье оставшейся без главы, только переглядывались, не смея нарушить молчание.
– Этот миссионер, – вяло начал Феликс, – отец Рене… Он вроде знаменитости, я даже читал о нем в газете… – Все взоры приковались к нему. – Говорят, он весьма уважаемый человек.
Эжени передернула плечами.
– Может, и уважаемый, – довольно прохладно заметила она, – только вид у него какой-то… не слишком. Мог бы одеться поприличнее, в конце концов… – Но тут на нее так посмотрели, что она вынуждена была прикусить язык.
– О, глядите! – вскрикнула Ортанс, подавшись вперед.
Дверь каюты медленно растворилась. На пороге стоял отец Рене, держа в руках простые деревянные четки.
– Она… она… – начал Кристиан, не решаясь закончить вопрос.
Священник молча отступил в сторону.
– Прошу вас, господа, – сказал он.
На большой кровати под балдахином лежала мадам Эрмелин. Сказочное ожерелье ее сбилось набок, открытые глаза были неподвижны, губы посерели. Ортанс с шумом втянула в себя воздух. Гюстав стоял, зажав зубами согнутый указательный палец. Кристиан окаменел. Помедлив, отец
