«Я! – раздается со скамей Жиронды, и на трибуну бросается жирондист Луве. – Да, Робеспьер, это я обвиняю тебя!»
Луве произносит великолепную речь. Он говорит о «посредственных интриганах, провозглашавших Робеспьера единственно добродетельным человеком во Франции и уверявших, что спасение отечества необходимо вверить только тому, кто расточал самую низкую лесть нескольким сотням граждан, которых вначале называли народом Парижа, затем просто народом, а потом – сувереном; человеку, который всегда говорил о своих заслугах, о своем совершенстве, о бесчисленных добродетелях, которыми он преисполнен [сущая правда. – А. Т.], и который, восхвалив могущество народа и его суверенитет, никогда не упускал случая прибавить, что народ – это он сам… Робеспьер, я обвиняю тебя в том, что ты постоянно клеветал на лучших патриотов… Я обвиняю тебя в том, что ты оклеветал этих людей в ужасные дни сентября, когда твоя клевета была проскрипцией; я обвиняю тебя в том, что ты постоянно представлял себя объектом почитания, что ты позволял, чтобы в твоем присутствии на тебя указывали, как на единственного добродетельного человека во Франции, который может спасти народ…»
Речь была блестящей, но плохо мотивированной: Луве обвинил Робеспьера в стремлении к диктатуре, а до этого Робеспьеру было еще очень далеко. Он вначале смутился, но затем попросил несколько дней, подготовился, написал хорошую речь – и в итоге обвинение Луве пошло ему скорее на пользу.
Но важно другое – подобное обвинение, пусть и необоснованное, показывает, какую силу успел к тому моменту набрать Робеспьер. С самого начала в Конвенте он не столько лидер (как и Мирабо, он никогда не был лидером в точном смысле слова), сколько самый влиятельный из монтаньяров.
Основные силы Конвента с сентября 1792-го по июнь 1793 года – это Жиронда и Гора (Montagne, отсюда и слово «монтаньяры»), то есть группа, сидящая на верхних скамьях. Столкновения между ними начались с первых дней работы Конвента и закончились трагически. Лидеры жирондистов сначала были изгнаны из Конвента (в начале июня), а затем осуждены и казнены.
«За что же казнены?» – спросит читатель. Процесс, разумеется, был фальсифицированным, а приговор предрешенным, но причина была, и веская. Бежавшие из Парижа лидеры жирондистов подняли против Парижа большую часть Франции: из 83 департаментов 60 были в состоянии открытого мятежа. Компромисс стал уже невозможен, оставалось только «мы или они». Конвент, поначалу настроенный довольно примирительно в отношении жирондистов, перешел к политике «террора», а Комитет общественного спасения получил, фактически, полную диктатуру над Францией. Номинально он по-прежнему подчинялся Конвенту, но это подчинение было фикцией. Но другого пути у Конвента не было: либо уступить «бунтовщикам», либо отдать всю власть Комитету.
Все прочие власти становятся, как говорил Бийо-Варенн, просто «рычагами» Комитета (исключение составляли Финансовый комитет и особенно Комитет общественной безопасности, но об этом немного позже). Американский
