На замызганной панели над задним колесом кто-то написал: ВЫМОЙ МЕНЯ. Водитель со сломанным носом разговаривает по рации. Мимо нас на скутере проезжает мод, как в «Квадрофении»{4}, без шлема.
– Ездить без шлема запрещено, – говорю я.
– Странно все это, – говорит мама, глядя на конверт.
– А вот сикха в тюрбане полицейские…
– «Маленькая черная железная дверь»… Как мы ее пропустили?
Я знаю. На меня валиум действует, как волшебное зелье на Астерикса{5}, а вот мама от него соловеет. Вчера она меня Фрэнком назвала, как папу, и не заметила. Рецепты на валиум выписывают два доктора, потому что таблеток по одному рецепту не хватает, но…
…рядом лает собака. Я вскрикиваю, в страхе отшатываюсь и писаю в штаны – совсем чуть-чуть. Нет, все в порядке, там забор, а собака – крошечная тявка, а не бульмастиф, и уж точно не тот самый бульмастиф, а описался я всего капельку. Сердце стучит как сумасшедшее, меня мутит. Мама вышла на Крэнбери-авеню, ищет ворота и особняк за воротами, тявканья даже не услышала. Мимо проходит лысый тип в комбинезоне – в руках ведро, на плече стремянка, – насвистывает «Я научу всех в мире петь»{6}.
– Простите, вы не знаете, где здесь Слейд-хаус? – спрашивает его мама.
Свист прекращается. Лысый тип останавливается:
– Где здесь что?
– Слейд-хаус. Резиденция леди Норы Грэйер.
– Понятия не имею. Но коли вы ее найдете, передайте этой самой леди, что если ей угодно кого попроще, то я мастер дам ублажать. Классный у тебя галстучек, сынок, – говорит он мне, сворачивает в проулок Слейд и продолжает насвистывать с того самого места, на котором прервался.
Мама глядит ему в спину, бормочет:
– Вот уж спасибо, помощничек хренов.
– «Хренов» – нехорошее слово.
– Нэйтан, не… Ох, не начинай.
По-моему, лицо у мамы сердитое.
– Хорошо.
Песик больше не тявкает, лижет пипиську.
– Вернемся, – решает мама. – Может быть, леди Грэйер имела в виду соседний переулок.
Она идет к проулку Слейд, я за ней. Мы подходим к середине проулка как раз тогда, когда тип со стремянкой на плече сворачивает за угол, там, где лежит дохлая лунно-серая кошка.
– Если здесь кого убьют, то никто и не увидит, – говорю я.
Мама не обращает на меня внимания. Может, мое замечание не совсем нормальное. На середине проулка мама останавливается:
– Ох, ну надо же!
В кирпичной стене виднеется черная железная дверь. И правда маленькая. Во мне четыре фута одиннадцать дюймов росту, а дверь вровень с моими глазами. Толстяку в нее не протиснуться. На двери нет ни ручки, ни замочной скважины, ни щелей в дверном косяке. Она черная-черная, как пустота, как провалы между звездами.
– И как мы ее пропустили? – говорит мама. – Тоже мне, бойскаут.
– Я больше не бойскаут, – напоминаю я.
Мистер Муди,
