сексуальной свободы. Это нам нравилось, но страшило. Его теоретическая необузданность в этом вопросе (о практическом сексе Веньки нам ничего не было известно) вызывала тоже возражения. Все-таки интересно, в конце концов, создать семью, родить и воспитывать детей…
Венька не признавал авторитетов, и это тоже смущало.
– Авторитет, основанный на традиции, иначе говоря, культ – страшная штука, – говорил он, – потому что дезориентирует людей. Авторитетами должны быть действительно лучшие, авторитет надо заработать. Поэтому авторитетен только тот, кто доказывает постоянно свою состоятельность. Остальные лжеавторитеты – ничто. И относиться к ним следует соответственно.
«Оно, конечно, может и так, – думал я, – но не до такой же степени… Есть старики, которые были авторитетны когда-то, а сегодня – маразматики, что же они, не достойны уважения и почитания?»
Но первое, что потребовал от нас Левитин, это избавиться от чувства патриотизма. Тут разговор был особый. На одном из собраний Совета Левитин поставил вопрос ребром: надо убирать из школы главного патриота – историка. Никто, однако, из членов Совета его не поддержал. Большинство – четверо – проголосовало против такого предложения. Я воздержался, потому что ревновал Аню к нему и не мог простить историку трюк старого ловеласа, но все-таки это еще не причина увольнять хорошего специалиста и мудрого человека. Левитин, скрепя сердце согласился с возражением Совета. Вообще решение в Совете считалось принятым, если за него голосовало сто процентов. Тогда все отвечали за это самое решение.
Но уже через несколько дней произошли события, которые заставили Левитина вновь поставить на Совете тот же вопрос, и теперь положительное голосование было обеспечено. А получилось вот что. Я, как член Общешкольного Совета, хотел уточнить у директора, не сорвет ли нам небольшой текущий ремонт в спортзале график чемпионата школы по баскетболу. Я зашел в приемную, хотел спросить у секретаря, сможет ли тот меня принять, хотя знал, что директор в основном не отказывал, если это касалось организации школьной жизни, как бы занят не был. Ха! Попробовал бы он отказать без веского на то основания! Я, извините, имел в школе статус, равный депутату Государственной Думы в стране. Моментально об этом узнала бы вся школа, более того, все уже понимали, что я неформально правая рука Левитина, и противодействовать мне, значит бросить вызов ему самому.
Но приемная была пуста. В прежние времена я бы даже не посмел сам войти в кабинет к директору, а тут как само собой разумеется, открыл первую створку двойных дверей и взялся за ручку второй. Шум в кабинете директора заставил замереть. Там было собрание преподов. Раньше я бы просто ушел. Но теперь как члену тайного Общества мне необходимо было получить информацию, которая могла бы быть полезной. Тем более, что говорил историк, и сразу стало ясно: речь идет о Левитине. После секундного
