у нее не было. Или бери того Авгия, которого дают, или играй без него.
Узнав о том, что завтра ей предстоит выйти на сцену городского театра, Таня не могла поверить своему счастью. Готовить с ней роль не было необходимости, потому что она не раз смотрела спектакль. Утром следующего дня она выступила перед Синельниковым и была допущена на сцену.
Несмотря на великое волнение, обуревавшее Таню, сыграла она хорошо. По сцене ходила на цыпочках, чтобы казаться выше, обе свои реплики подала вовремя, слова произносила так громко, что было хорошо слышно и в последнем ряду. Все остались довольны, в том числе и Шатрова. Когда актеры выходили кланяться, Шатрова взяла Таню за руку, но на сцене перевозбужденная девочка вырвалась, выбежала вперед и провалилась в пустую суфлерскую будку, потому что смотрела не под ноги, а на аплодирующих зрителей. Можно представить ее состояние – первая роль, первый выход на сцену, первые аплодисменты…
– Это был самый блистательный провал на моей памяти, – пошутил Иван Робертович, имея в виду Танино падение в будку.
Таня играла Авгия до конца гастролей. Ей хотелось, чтобы эти гастроли никогда не кончались, но в сентябре труппа вернулась в Харьков, где Синельников сразу же взял в труппу новую субтильную гризетку. Тане он заплатил столько, сколько полагалось Чеботаревой, и даже округлил эту сумму в пользу юной актрисы так, чтобы она получила ровно десять рублей. Расчет был обставлен по-взрослому (Синельников понимал детей). Он пригласил Таню в свой кабинет, дал расписаться в ведомости и торжественно вручил ей новенькую, приятно хрустящую красно-серую десятирублевку.
Отец предложил вставить кредитный билет в рамку и повесить на стену – пусть висит на счастье и на память, но мать не согласилась.
– Деньги должны лежать в банке, а не висеть на стене, – сказала она.
До банка дело не дошло, деньги истратили на повседневные нужды. Тане же мать купила большую коробку «бормановских»[14] шоколадных конфет. Коробка была жестяной, и Таня сохранила ее на память о своем первом выступлении. Сохранила и повсюду возила с собой как талисман. Складывала в нее свои немногочисленные драгоценности и особенно памятные вещи.
Чемодан, в котором лежала заветная коробка, у Татьяны украли осенью 1941 года в поезде, шедшем из Москвы во Фрунзе[15]. Воры орудовали на остановках. Высматривали тех, кто выходил из вагонов, и крали их вещи. Пока заметят пропажу да поднимут шум, поезд уже отойдет от станции. Пассажиры, прежде чем выйти, просили соседей приглядывать за их вещами, но дело было рано утром, все соседи спали, и Татьяне было неловко их будить. Она понадеялась на то, что выходит ненадолго, но, вернувшись, не увидела на месте одного из двух своих чемоданов.
Больше всего было жаль не содержимого коробки, а ее саму. Такое впечатление, будто украли саму память о прошлом.
Глава третья
Прямая и ясная перспектива
Я сегодня с утра весела,
Производства товарищества «Жорж Борман», которое имело фабрики в Санкт-Петербурге и Харькове.
Так тогда называлась столица Киргизской ССР, ныне – город Бишкек.
