не разрешают ему пить. Вы слышали? Ему нельзя пить. Я позову полицию!
– Я буду делать то, что он мне говорит. Точка.
– Что вы сказали? – начала она в своей излюбленной манере.
– Почему нет ключа от нашей машины? – спросила я громким голосом.
– Зачем вам ключ?
– Найдите, пожалуйста, ключ и положите его на письменный стол в кабинете.
– Вам нельзя ездить в незнакомом городе с вашими русскими правами, – прошипела Сара. Я удивлялась, в каком здравом уме была эта очень пожилая женщина. Игорь следил за её здоровьем куда пристальнее, чем за своим. Девяносто два года я никогда бы ей не дала.
– Это наша с Игорем машина. Найдите, пожалуйста, ключи. Он сказал мне вчера, что в левом ящике стола есть деньги, которые мне нужны на расходы, но их там нет. Вы хотите, чтобы я сказала это Игорю или вы их туда положите сами?
– Какие деньги?
– Доллары, – ответила я ей на её любимый вопрос.
– А вы разве не привезли деньги из Москвы? У нас нет денег, – замешкалась Сара. – Мой сын давно уже не работал. – Тут она повернулась и пошла в свою комнату. Разговор не получился.
Я пришла в госпиталь. Игорь улыбался, но говорить совсем не мог. Прошептал мне, что скоро конец, чтобы я держалась и никого не слушала. Я уселась рядом и взяла его опухшую руку в свою.
– Увези меня отсюда. Домой, – на самом деле он понимал, что в реанимации его вернули с того света, а что с ним делать дальше, никто уже не знал. Если бы сразу, когда ещё не успели отравить внутренние органы, ему бы сделали пересадку сердца или перевели в Манхэттенскую клинику, можно было бы сказать, что «мы сделали всё», но Дэвид ничего этого не предпринял. Он проводил время, беседуя по телефону с друзьями и родственниками у постели Игоря, который лежал без сознания. Сара молча сидела в углу, отвлекаясь на разговоры с приходившими людьми: она была в центре внимания вместе со своим любимым внуком. А на стене напротив кровати больного красовалась пробковая доска, полная фотографий Дэвида и его троих детей. Как только Игорь открывал глаза, он сразу видел снимки своих внуков. Идиллия. Любящее семейство. На самом деле он никогда не видел этих детей и никаких попыток с ними встретиться не предпринимал. Сейчас же его никто и не спрашивал, нужны ему эти фотографии перед глазами или не нужны: они висели по указанию «королевы-матери».
Я ни за что бы не смогла написать такое, если бы не обдумала всю ситуацию и не разобралась, наконец, хотя и без особого желания, в её интригах. Еще во время полета из Москвы, я думала, как же смогу утешить эту беззащитную старушку, потерявшую ребёнка. Но очень скоро вспомнила слова одной моей знакомой, которая утверждала, что после определённого возраста многие женщины перестают быть матерями, они часто видят в своих детях лишь средство к существованию. Роли меняются на противоположные. Инстинкт
