за доктором Ле-Дерг, их приятелем, и с ужасом спрашивала, сжимая руки Долли в своих: «могу ли я, как медик, поручиться, что есть надежда спасти мистера Икля?»
Мать и дочь так суетились, что совсем истолкли меня: одна совала мне в руки стакан с вином, проливая вино мне в рукав и приказывала, чтобы я пропустил хоть капельку в уста бедняжки; другая дергала меня за фалды, патетически требуя от меня «надежды», как будто надежду я носил в кармане и не хотел уделить её ей.
Даже когда Долли открыл глаза и так сильно стал дышать, как при игре на флейте, мисс Анастасия еще не смела верить счастливому исходу дела.
Едва я намекнул, что Долли не худо бы успокоиться, мистрисс де-Кад стремглав кинулась в гостиную, в одно мгновение ока чехлы были сдернуты с розовой штофной мебели, и мисс Анастасия явилась с подушкой, взбила ее собственными руками и устроила на софе комфортабельное изголовье, Долли был положен отдыхать и все удалились, осторожно ступая.
Выкурив с Бобом десяток трубок, я пришел проведать пациента. Он не спал и тер щеку.
– Больно? – спросил я.
Он поднял глаза вверх и скромно ответил:
– Очень!
– Но все-таки лучше, чем зубная боль? – сказал я в утешение.
– О, хуже! – ответил он.
После краткого молчание, он проговорил:
– Как они добры – как добры и внимательны ко мне!
– Необыкновенно добры и внимательны! – ответил я.
– Какая у них прелестная дочь! – продолжал Долли. – Она, я полагаю, с меня ростом, а?
С него ростом! Девица Анастасия была ростом полных шесть футов, и стоя рядом, могла на него глядеть, как на садовую дорожку! Мы, мидльсекские, прозвали ее «блумсберийской красавицей», о чем я его и уведомил.
– Это совершенно справедливо! – ответил невинный Долли. – Великолепное создание!
Я объявил дамам, что пациент проснулся, и они тотчас же удостоили его визитом. Мисс Анастасия была еще пленительнее в легком, развевающемся, воздушном платье. Чувствительный Адольфус чуть не ахнул при её появлении. Кружева обертывали ее, словно облака и вились около нея, и трепетали как крылья, а сквозь этот прозрачный материал, сквозила вышитая шемизетка. Голова пораженного Адольфуса склонилась на сторону, рот слегка раскрылся: он был побежден!
Они вступили в разговор. Мисс Анастасия села около него на софе, распустив свои роскошные облака и скрыв ими Долли почти совершенно.
Она чрезвычайно мило и сочувственно относилась к его страданием, симпатично вздыхала, трогательно взглядывала. Иногда его речь так сильно ее потрясала, что она на мгновение закрывала лицо надушенным платком и испускала тихие восклицание.
– Что особенно заставило вас так страдать? – спросила она с глубоким интересом.
– Я полагаю, – отвечал очарованный Адольфус: – что инструмент был слишком велик для моего рта…
– А! ужасно! меня это бы убило! –
