путем зарабатывать деньги, чтобы нас приняли люди, считающие себя порядочными, – стиснув зубы, ответила Элизабет.
Темные глаза старухи загорелись.
– Такая удивительно светлая душа в этом приюте греха. Откуда ты, девочка?
– Не знаю.
– Ты не знаешь? Как это? – нахмурила и без того изборожденный морщинами лоб Гертруда.
– Меня нашли и принесли сюда, но я не могу вспомнить, где я раньше жила и кем была.
Старуха взяла Элизабет за руку своими кривыми пальцами и повела ее на дневной свет, падавший в открытую дверь.
– Давай-ка посмотрим. Ты мне кого-то напоминаешь… но нет, это невозможно.
Гертруда вернулась к постели Марты, теперь Элизабет взяла ее за руку.
– Кого я тебе напоминаю? – настаивала она. – Ты знаешь столько людей, тебе известны все семьи Вюрцбурга и предместий. Моя семья, должно быть, ищет меня. Ты ничего не слышала?
Старуха энергично покачала головой.
– Каждый день пропадают люди. Молодежь собирается и уходит отсюда, чтобы найти счастье в другом месте. Глупцы! Но на твой вопрос я отвечу: нет! Я не знаю никого в городе, кто мог бы тебя искать.
Элизабет поникла, на глаза ей навернулись слезы.
– Не грусти. Ты сама сказала: епископ и совет запрещают вам покидать непотребный дом, если вы однажды перешагнули его порог. Какой тебе толк с того, что ты будешь знать свое происхождение? Тебе не станет от этого легче! А теперь помоги мне. Давай посмотрим, прекратилось ли кровотечение.
Элизабет сделала, как ей велели, размышляя о том, что от неведенья ей тоже не легче. Как знание может причинить вред?
На следующий день Марта наконец пришла в себя. Она слегка улыбнулась и была еще не в состоянии ругаться. Жанель восприняла это как плохой знак и пророчила, что девушка не поправится. Однако с каждым днем к ней возвращались сила и красноречие. Гертруда приходила каждый день и, ссорясь с мадам, поила Марту своими травами.
Когда спустя два дня Марта накричала на Анну, обозвав ее жирной коровой, та лишь улыбнулась и рассказала всем, что Марта скоро поправится. Эстер всплакнула от облегчения, остальные держались спокойнее, хотя, несомненно, были рады, что она выздоравливает.
– Мне запомнится время без ее острого языка, – сказала Грет.
– Может, угроза смерти сделала ее более доброжелательной, – заметила Эстер.
– Ты в это веришь? – вмешалась Жанель. – В таком случае ты непроходимая тупица!
– Вы все такие жестокие, – пожаловалась Эстер.
Грет скорчила рожу и положила руку ей на плечо.
– Да, а ты слишком добрая и слишком нежная!
– Добрая кроткая овечка, – закудахтала Жанель и чмокнула ее в обезображенную щеку.
Жарким летним вечером Марта снова вернулась к клиентам, и с лица мадам наконец исчезло беспокойство. Девушки выдохнули с облегчением, ведь настроение мадам в минувшие
