между ними выскользнула небольшая металлическая чаша. Она была старой и потертой, со сколами по краям.
Слабый голубоватый свет крался по ставням все выше, проскальзывая между их красивыми резными планками, вдыхая жизнь в призрачный силуэт.
– Агиб изучал чашу. Она была вся облеплена песком и грязью. Он подошел к морю, чтобы очистить ее. Когда смыл грязь в волнах прибоя, стало видно, что чаша покрыта надписями, подобных которым он никогда не видел. Он поднял ее к солнцу, но капли воды все еще искажали поверхность, поэтому Агиб с силой потер ее рукавом, чтобы высушить…
Теперь края ставней уже были окрашены светящейся белизной зари. Лучи света струились через планки на мраморный пол, словно вены из расплавленного золота, тонко тянувшиеся в тепле раннего утреннего солнца.
Сердце Шарзад грозило выпрыгнуть из груди.
– И тут чаша задрожала. В ее полых глубинах появился дым цвета чистого полуденного неба, который кружился и нарастал, превращаясь в большой светящийся столб. В ужасе Агиб выронил чашу и упал навзничь на жесткую черную гальку берега горы Адамант. Дым увеличивался в размерах и становился все более плотным, пока в его центре не возник силуэт.
Халиф наклонился вперед.
– Силуэт принял форму… и начал смеяться.
Шарзад замолчала.
За спиной халифа наступил рассвет во всей своей ужасающей красе.
– Почему ты остановилась? – спросил он.
Она посмотрела в сторону террасы. Глаза Халифа последовали за ее взглядом.
– Ты можешь закончить рассказ, – сказал он.
Шарзад осторожно вдохнула.
– Я боюсь, это невозможно, сеид.
– Извини?
– Я только начала рассказ.
Его глаза сузились до золотистых щелок.
– Закончи рассказ, Шарзад.
– Нет.
Он выпрямил ноги, и вены благодарно запульсировали.
– Так это и был твой план с самого начала?
– И что это был за план, сеид?
– Трюк. Тактика, чтобы избежать казни… начать историю, которую ты не собираешься заканчивать. – Его голос был угрожающе низким.
– У меня есть твердое намерение закончить этот рассказ – завтра ночью. А случится это или нет – вам решать. – Она смотрела на него снизу вверх, сжав кулаки в складках шамлы.
– Ты сказала, что понимаешь: твоя жизнь потеряна. Это сразу было ясно.
Шарзад встала и выпрямилась во весь рост. Она расправила плечи и подняла свой маленький подбородок.
Когда заговорила, в ее тоне чувствовалась та же колкая мягкость, скопированная у него.
– Все наши жизни потеряны, сеид. Вопрос только в том – когда. И я хотела бы еще один день.
Он взглянул на нее, четко обозначенный профиль халифа был даже более устрашающим, чем дымка гнева, окрасившая лицо.
