пальцев и попробовал снова.
Текст был ранней формой чагатайского языка. Его перевод будет мучительным процессом, даже для такого ученого человека, как Джахандар. А особенно в столь жестких временных рамках.
Опять же, неважно.
Его сердце загромыхало в груди, когда он пододвинул единственную свечу ближе к тексту, чтобы начать свой труд.
Для собственных детей он свернет горы.
Он не подведет снова.
Аладдин и волшебная лампа
В этот раз Шарзад понимала, что не нужно его ждать.
Поэтому то, что он не появился до глубокой ночи, не стало для девушки неожиданностью.
Слуги, которые принесли еду и вино, не нашли даже намека присутствия Шарзад в комнате. Сам халиф обнаружил ее стоящей на террасе с видом на боковую лестничную площадку, по бокам которой находились фонтаны.
Она не повернулась, когда он пришел. Наоборот, облокотилась на перила и улыбнулась сама себе.
Он, немного помедлив, присоединился к ней.
Полумесяц висел высоко в небе, отражаясь в мерцающих лужицах внизу.
– Отсюда не видно цитрусовых деревьев, но мне нравится, что можно почувствовать запах их цветения… как намек на что-то красивое и живое, – заговорила она.
Он ответил не сразу:
– Ты неравнодушна к цветению цитрусовых?
– Да. Хотя больше всего мне нравятся розы. У моего отца очень красивый розовый сад.
Он повернулся к ней, изучая ее профиль, окутанный лунным светом.
– Я думаю, отец, которому по душе цветы, должно быть, возражал… против этого.
Шарзад продолжала смотреть перед собой.
– Думаю, король, который надеется быть любимым своим народом, не должен казнить его дочерей на рассвете.
– Кто сказал, что я надеюсь быть любимым своим народом? – промолвил халиф степенным и монотонным голосом.
Шарзад повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Все это время я могла поклясться, что вы умный человек. – Произнося это суждение, она передразнила его тихий отчужденный тон, и эффект ее тонкой издевки возымел действие.
Уголки его губ дрогнули.
– Все это время… я мог поклясться, что ты не хочешь умирать.
Шарзад закрыла глаза.
А потом решила засмеяться.
Звук разнесся по террасе, вырвавшись в ночь и наполнив небо звенящей музыкой колокольчиков.
Халиф наблюдал за ней, быстро замаскировав искру удивления привычно-мрачным выражением лица.
– Вы очень странный, – прокомментировала Шарзад, после того как ее смех утих.
– Так же, как и ты, Шарзад аль-Хайзуран.
– По крайней мере я это знаю.
– Я тоже об этом знаю.
– Но я не наказываю людей за это.
Он вздохнул.
– Я завидую людям, которые видят мир так,
