золотые цепи, отодвигали завесу, являя миру царицу Савскую, сидевшую на древнем троне, словно богиня.
Захватывающее зрелище должно было внушать трепет и заставлять чужестранцев склоняться перед местными торговцами. И у Билкис не было причин думать, что посланники царя Соломона окажутся более стойкими, чем кто-либо другой.
Один из евнухов прочистил горло, делая вид, что закашлялся. Посмотрев на него, Билкис поняла, что он привлекает ее внимание, ожидая знака отодвинуть завесу. Этот знак ей следовало подать уже давно. Но лихорадочное стремление, подгонявшее Билкис с того момента, как Хуррами рассказала о чужестранцах с севера, покинуло ее. Остывая, ее пыл сменился страхом.
«Ведь если я взгляну на этих людей, выслушаю их и все равно не найду ответа – что тогда?» Что если ответа и не существует? Возможно, она обманывает сама себя, отказываясь смотреть в безнадежное и неумолимое будущее? Что если… «Билкис, ты не можешь вечно откладывать. Подавай знак и начинай».
Она подняла руку, чувствуя, что ее тело еще никогда не было таким тяжелым. Но никто не заметил ее холодного отчаяния. Главный придворный евнух кивнул. Скрывавшие ее завесы разошлись, и она смогла наконец взглянуть на людей, прибывших через Красное море от царя, прозываемого Соломоном Премудрым.
Северяне не упали на колени и не поклонились. Они смотрели на нее, не опуская глаз, будто и не сидела перед ними царица, к которой пришли с просьбой, жрица, которую предстояло умилостивить. Билкис уже приходилось видеть таких. Их землями правили мужчины. Эти люди просто не могли понять, что царица может служить своему народу и богам не хуже, чем цари, а иногда и лучше многих. Мужчины из мужских царств смотрели на женщин и видели только слабость.
«Да, я хорошо знаю подобных вам людей. Вы, мужланы с презрительными взглядами, думаете, что если я женщина, то слово мое не обладает силой закона». Не отводя глаз от мужчин, стоявших перед ее троном, она плавным движением подняла руку – словно струйка песка перетекла через гребень дюны. Ухаят, придворная распорядительница, вышла вперед и встала на колени.
– Кто хотел видеть царицу Южных земель? – Отдавая дань вежливости чужестранцам, Билкис говорила на торговом наречии. Традиции следовало соблюдать, несмотря на неотесанность гостей.
– Меня зовут… – начал было главный из них.
Не обращая внимания на эти слова, придворная распорядительница заговорила, заглушая его своим звонким голосом:
– О царица Утра, свет наших дней, сейчас приблизятся те, кто ищет милости и мудрости Дочери Солнца.
Лицо Ухаят оставалось спокойным, как и ее голос, но взглядом она полоснула чужестранцев, словно клинком. Главный из послов побагровел – то ли от стыда за свою неотесанность, то ли от гнева за презрение, которое выказала Ухаят.
В тишине, воцарившейся после слов придворной распорядительницы, Билкис молча сидела, считая удары сердца. Наконец, когда люди за спиной главы
