о которых поэт сказал: «Питье его – прах, и еда его – глина»[25]. В конце концов мы приходим к одному-единственному и, по-моему, очень важному вопросу: были ли древние жители Месопотамии похожи на нас?
Историки и исследователи древних культур любят повторять, как далеко они отстоят от нас, и молчаливо предполагается: чем культура дальше от нас по времени, тем меньше можно в ней обнаружить общих с нами черт; мой вопрос первоклашки никто даже не пытается себе задать. При таком подходе время придает нашим предкам ходульные черты, и чем далее мы заглядываем в прошлое, тем более ходульных персонажей мы там видим. Например, люди викторианской эпохи нам кажутся жившими в постоянном возбуждении, вызванном мыслями о сексе; древние римляне весь день беспокоились о состоянии туалетов и теплых полов; а египтяне ходили только в профиль, с вытянутыми перед собой руками, обдумывая, как организовать свои похороны, – такие вот картонные человечки. А еще раньше жили пещерные люди, что-то невнятно бормочущие, непрерывно расписывающие свои пещеры, мечтательно вспоминая о прошлой жизни на деревьях. Этот молчаливо признаваемый всеми принцип приводит к тому, что не только античность, но и практически все другие эпохи вплоть до недавнего прошлого оказываются обиталищем кукол без объема и без характера, лишенных всякой сложности, испорченности и всех других свойств, называемых нами «человеческими» и без обсуждения приписываемых нами нашим современникам. Действительно, как легко и удобно представлять себе реальными людьми лишь нас самих, в то время как те, кто жил до нас, были менее развитыми существами, в том числе, весьма вероятно, и в умственном отношении; и мы, разумеется, не могли бы представить их себе в виде типичных пассажиров, возвращающихся в автобусе домой после работы и только иначе одетых.
После нескольких десятилетий жизни среди табличек я стал весьма критически относиться к стене отчуждения, выстроенной между нами и жителями прошлых эпох. В конце концов, мы ведь говорим всего лишь о последних пяти тысячах лет – а ведь это лишь краткий миг по сравнению с длительностью медленно протекающих процессов биологической эволюции. Навуходоносор II правил в Вавилоне с 605 по 562 г. до Р. Х., взойдя на трон за 2618 лет до того, как появилась эта книга.
Можем ли мы наглядно представить себе этот интервал времени – так, чтобы этот древний царь оказался не столь далеким от нас? Допустим, тридцать пять человек жили каждый по семьдесят пять лет, последовательно один за другим; суммарная продолжительность времени их жизни будет равна 2625 лет. Можно представить себе очередь в кино всего из тридцати пяти человек, и каждый стоит в ней от рождения до смерти: столько времени отделяет нас от людей, живших и дышавших в Вавилоне, когда там царствовал Навуходоносор. Не так уж далеко от нас. И нам не следует похваляться тем, что «мы» якобы умнее, чем вавилоняне, среди которых встречались даже профессиональные математики и астрономы, зарабатывавшие этим на жизнь. Среди них, как и среди нас, встречались и гении, но встречались и ходившие
Строка из вавилонской поэмы «Сошествие Иштар в преисподнюю» (пер. В. Шилейко).
