рядом, но предпочитали бездумно скитаться, ожидая последнего часа. Каждый вечер они засыпали в наркотическом угаре, и тянулись к будильнику по утрам. Они не хотели жить как все. У них не было визитов к гинекологу, а их телефон постоянно молчал. Они – ничто и не хотели являться чем-то, поглощая обессилевшие надежды на золотых слитках лучей весеннего солнца. Он не знал среди них никого, кто бы с ужасом и восхищением всматривался в собственные черты лица, скрывающиеся за пылью времен. Вечно увлекаемые неизвестностью, уставшие бежать от теней, преследующих их по ночам.
Им оставалось только сидеть и смотреть на то, как с костей осыпается черствая плоть. Вздыхать и плести какую-то чушь, ожидая последней секунды. Иногда они пытались молиться, но судьба благосклонно закрывала глаза на их просьбы. Они взывали к небу, но небо не отвечало им. Ждали молний и яростных раскатов грома, но в открытые окна их домов никто не заглядывал. Ночью они грезили порывами ветра, срывающими стальные листы с крыш. Переводили взгляд с часов на потолок и укрывались с головой под одеяло. Во сне они становились детьми, гоняющимися за бабочками по огромному полю. Взрослые сестры целовали их в губы и укладывали рядом с собой, смотря прямо в глаза. Их испуг и удивление перерождались в благоухающие цветы, распускающиеся под холодными лучами заходящего солнца. В объятьях любви и желании соединяться с ними вновь и вновь.
– Тебе пора.
– Что ж, прощай.
– Мы еще встретимся.
– Мне будет нахватать тебя.
– Я знаю.
Бьющий из окна свет упал на его кровать. Он сорвал с себя одеяло и дал теплу коснуться обнаженного тела. Далекого и такого желанного, свободного от ненависти и лжи. Вот, они здесь и больше им не нужно ничего – он уже давно так не засыпал, окутанный свободой одиночества. Лаская пальцы и нежно проводя языком по ее щеке. Далекой женщины, поспешившей открыть дверь в новую жизнь. Без домашнего очага любящего мужчины. Для новых впечатлений, открытий и лжи.
12. Ее ноги
Он посмотрел на ее ноги и захотел узнать о ее жизни больше. Эта мысль занимала его давно и теперь, когда она превратилась в сформировавшуюся девушку, которая не знала стыда, возродилась снова. Она не знала его в силу отсутствия опыта и моральных норм, навязанных со стороны пуританского окружения ее семьи. Казалось, она даже не заметила его взгляда, но не остановилась, продолжая медленно подниматься по лестнице. Мысленно он раздевал ее и пытался вообразить подробности того, что скрывалось за короткой юбкой и черными колготками. Следуя за ней во власти желания, диктовавшего извращенный интерес и неподдельное желание секса, он сглатывал слюну, мечтая прикоснуться к ее губам. Диким и беспощадным зверем, уличенным в интересе к форме недавно сформировавшейся груди. К дыханию и голосу, звавшему за собой. К ледяному взгляду и нерешительным движениям.
Ожидание съедало его время. Что-то мешало
