и еще живой, но такой апатичный и безразличный к событиям внешнего мира, путник по дороге в никуда. Они бы мирно сидели и тянули вишневое пиво из соломинок. Сзади бы ползли змеи, а впереди плескалась голубая бездна, обрушивающаяся в вечную тьму космоса.
– Как там дела?
– Да как всегда, ничего нового. Один размазал по асфальту другого. Третий выстрелил в голову первому встречному. Выборы, телевидение, съедающее мозги поколению. Интернет, разлагающий способность думать и мечтать. Каждый выбирает свой наркотик, боясь прикоснуться к самому настоящему – жизни.
– Да, ничего нового.
Вдали от смерти и бездыханных тел. Где поколения сменяют поколения, продолжая жадно вгрызаться в золотые слитки и камни дорожающей недвижимости. Там, где революции трахают мозг политикам и журналистам, переворачивая системы ценностей, развязывающих кровопролития и войны. Вдали от корчащихся в агонии пыток людей, добивающих себя алкоголем и взрывающим мозг близким. От тех, кто идет заваривать кофе по утрам и тихо ненавидит любимых.
Он знал, что им были нужны постоянные встряски. Всплеск эмоций был их наркотиком. Тем, кто курил и оставлял на дне жестяных банок подгоревшие фильтры. В привкусе дешевого табака и в сладких взглядах толкающих на измены женщин. Опасаясь расстаться с комфортом и спокойствием, реанимируя разлагающиеся в работе чувства. Забывая об однообразных отпусках и тех, кого можно было всегда без труда прочесть, словно утреннюю газету.
Скидывая на белую тарелку несколько пилюль, они включали синий экран и замирали перед ночными кошмарами нимфоманок. Перед открытыми дверцами их шкафчиков, из которых торчали розовые трусики и накрахмаленные футболочки. В светской порнографии, изысканной и недосягаемой в изяществе, кружащей им головы минутными романами на фоне утренних бутербродов. В тишине кухонного сумрака, потягивая черную гущу презервативов с ребрышками. Лаская прозрачную смазку и мечтая о той, что набивала каждый день однообразные фразы, ложащиеся на дубовые столы дрожащими от холода спинами. Каждый из них убивал свой разум на особый лад, утвержденный в циркулярах и направленный на вечную доработку в канцелярии и отделы. Под шум мощных лопастей и пулеметные очереди во тьму приграничных сирен.
– Я всегда боялся смерти.
– Брось, это не так страшно.
– Боялся раствориться в ничто.
– Самое страшное, что может приключиться в этой истории – боль.
– А что потом?
– Потом ты можешь быть, а можешь отключиться, затем снова быть – вечность.
– Смерть – как зеркало жизни.
– Никто не знает, поверь.
– Даже ты?
– И я в том числе.
Они подняли бокалы и сделали по глотку. На деревьях, что были позади, какие-то животные устроили драку.
