когда, казалось бы, все было в полном порядке, он все равно уходил прочь, чтобы лишний раз не рисковать. Ночные дороги научили его думать, ценить верность и разбираться в людях. Многие не засиживались рядом с ним в ожидании откровений и, с удивлением смотря в глаза, спешили покинуть неприятную компанию. Он понимал, что им была нужна всего лишь точка отсчета в этом сумасшедшем от рождения мире и, лишая их этой важной координаты, он переступал грань дозволенного, вторгаясь в пространство темной стихии, дремлющей во всех без исключения людях. Ему, как наркоману со стажем, было необходимо подсадить на иглу кого-нибудь еще. Но он предпочитал изнасилование по обоюдному согласию. И, забывая поставить фильм на паузу, он утягивал их в свои объятья. Он давал все, что им было нужно на тот момент – реальность сказочных миров, в которую они с охотой погружались, пока не наступали конвульсии оргазма. Беспомощные и в отчаянии, они бросали трусики в сумочки, и уходили к себе домой, сожалея о содеянном. Мечтая по дороге о мести, способной исправить это досадное недоразумение.
– Я бы поехал до Испании.
– Мы физически за месяц не успеем.
– Откуда такие сомнения?
– Пойдем в бар, я закажу еще одно пиво.
– Хорошо, пойдем.
– Но мы не доедем.
– Не знаю, не знаю.
Он на минуту замолчал, прикидывая расстояние и время, которое потребуется на преодоление пути. Какое-то сомнение прокралось в его взгляд. Он начал сильнее затягиваться, стряхивая пепел на асфальт. Ему не терпелось вернуться за столик и продолжить неспешно опустошать бокал за бокалом. Точно так же, как когда-то они сидели на гранитной набережной и распивали одну бутылку на двоих. Когда их разговоры были легки, словно перышки, а будущее казалось светлым и непринужденным. Но спустя несколько лет, он стал подвергать сомнению тот мир, который строил на протяжении десятилетий. Для него уже не существовало личного пространства. Интим приобрел пошлый оттенок. Она сожрала его всего, запрещая сношаться с истошными воплями. Белая скатерть показалась ему черной меткой и он захотел покинуть бар. Компромисс так и не был найден. Им подали счет.
– К тому же, мне не нравится Париж.
– Почему?
– Там была моя девушка.
– Разве Париж ей не понравился?
– Не знаю, я не спрашивал.
– А мне хочется в Париж.
– Что ж, без меня.
За окном пронесся ревущий автомобиль. Он посмотрел на него и увидел в его глазах ревность. Она сыграла с ним в ничью. Легкий прищур и процеженные сквозь зубы слова давали понять, что им никогда не суждено пуститься в далекое путешествие вдвоем. Как будто он заранее ненавидел их союз – с собором, с улицами и языком. Даже когда он лежал рядом с ней, в его голове проносились ненавистные красные огни Парижа и старинные здания, посягнувшие на их верность.
