самодурству можешь? Одно дело – переспать с кем-то из его друзей, и совсем другое – выйти замуж и жить день за днем. Ты считаешь это нормальным?
– Я не знаю.
Сонины глаза против воли наполнились слезами.
– Так наш папочка выражает любовь и заботу.
В Сониных глазах он был почти божеством, с мыслями о котором она просыпалась и засыпала. Он не мог просто так оставить ее, разлюбить, отдать другому. Она представляла, что нужна ему рядом, а не в мифическом и невообразимом браке. И вместо того чтобы воспользоваться мудрым и одновременно безрассудным советом Марины и банально улизнуть, как героиня итальянской комедии, оставив брата наедине с его сомнениями, она решила дождаться удобного момента, чтобы рассказать ему об ошибке, которую исправить будет невозможно.
Однако Илья с внешней невозмутимостью и совершеннейшим малодушием в душе не желал ничего слушать. «Я занят, Соня! Я на совещании. Не морочь мне голову, у меня министр на проводе». И ей никак не удавалось вклиниться в плотный график его встреч, совещаний и деловых обедов и даже в голову не приходило, что он боится оказаться лицом к лицу с ее правдой.
Каждую ночь она безутешно плакала в подушку и даже не подозревала, что он напропалую пьет, любит красивых и чужих женщин и ни за что не приедет домой, пока в своей спальне она надеется что-то изменить, вернуться на много лет назад и начать с чистого листа.
В последний вечер Илья так и не смог вжиться в роль любящего родителя, отдающего замуж младшую дочь. Он старался воскресить в себе воспоминания о маленькой девочке, которую вырастил как собственного ребенка, но в голову лезли знакомые мысли, от которых так и хотелось выть на луну.
Роза, прилежно исполнившая супружеский долг, мирно похрапывала на соседней подушке. Эти привычные звуки сегодня не давали ему ни уснуть, ни забыть о своем возрасте, о взрослых детях и их проблемах, о долгих годах, проведенных рядом с Соней. И о предстоящей завтра потере.
Илья с досадой отбросил одеяло и спустил ноги с кровати. Роза, не просыпаясь, что-то забормотала во сне и почти сразу затихла. Вдев руки в рукава халата, он отправился в кабинет, чтобы пропустить рюмочку-другую на сон грядущий, если тот, конечно, соизволит посетить его сегодня. Однако ни коньяк, ни тишина не смогли отвлечь его от предстоящей свадьбы. Его маленькая девочка, его любимица готовилась навсегда покинуть родительский дом.
Глядя невидящими глазами в пространство, он собирал по крупицам воспоминания. За годы, прошедшие с выпускного вечера, его запретная любовь не стала меньше, не остыла, несмотря на все усилия утопить ее в работе, в длительных отлучках из дома, в страсти продажных женщин.
Сонин образ с годами вознесся на недосягаемую высоту и остался там, окруженный ореолом долга и ответственности. Бремя этой ноши становилось все тяжелее, и он понимал, что уже ничего не сможет изменить ни в своем отношении к жизни, ни в самой жизни. Чтобы что-то менять, нужна была уверенность в безошибочности
