эту красоту?!
Николай сбросил руки жены, оттолкнул:
– Мокрая! Вытри волосы и не болтай ерунду.
– У тебя неприятности на работе? Расскажи, что случилось?
– А! Разве ты поймёшь?! – отмахнулся. – У тебя одно в голове: лютики-цветочки.
– Ты не прав. Я всё понимаю. И мне тебя так жалко, что ты совсем не такой, не можешь радоваться радуге…
– Какая, к чёрту, радуга?!! – взорвался Николай. – В доме срач! Жрать нечего! А ты – радуга!..
– Как – нечего? – изумилась Ольга. – Я же приготовила… – подняла крышку с кастрюли и охнула: та была пуста. Растерянно опустила руки. – Опять те… Господи… Мама!
Зашла в комнату и обречённо сникла: мать, пьяная, спала. На столе стояли тарелки с недоеденным, несколько бутылок и стаканов.
Вот и снова тучи затянули сверкнувшую, было, ярко звёздочку…
… – Коля, мама! – Ольга, встревоженная, остановилась в дверях. – Слышали, – посадки горят! И никто не знает, почему. Что-то странное происходит. Говорят, – деревья сами по себе вспыхивают… И люди стали чаще умирать… У нас завтра опять похороны – собирали деньги. Уже пятый раз с начала года. А сколько у нас людей – то… И как будто связаны они между собой – люди и деревья…
– А тебе какое дело?! Ты о семье думать должна, а не о людях да о деревьях. Там пацаны балуются, костры жгут. Придумала тоже: связаны! Год високосный, вот и мрут. Всегда так.
– Високосный был прошлый…
– Тут мать, может, помирает! А она – люди!
– Ну, мам, чего ты придумала?! Мам, а у тебя есть любимое дерево?
– Ольга! Оставь свои глупости! Убери лучше. Вон, Олег твой, опять, видно двойку принёс – притих. Совсем дитя забросила. А ещё второго собралась… Тебе в больницу, а за Олегом я смотреть должна, а Николаю жрать я должна готовить?! Хватит: тебя всю жизнь обслуживала! – и, помолчав, добавила вдруг. – Орех наш я любила. В том доме ещё. Так, Маринка сказала: срубили его этим летом, высох, говорят…
IV
Снова завернул ветер, погнал дым и копоть на город. Белая пороша на газонах начала сереть от хлопьев пепла.
Ольга остановилась у перекрёстка, поставив у ног сумки, чтобы дать отдых рукам. С воем сирен в сторону окраины пронеслись две пожарные машины, высверкивая маячиками начинающиеся сумерки.
– В посадки, – раздалось рядом. – Всё горят… И когда их уже потушат – то? Копоти сколько – бельё не вывесишь. Да и продохнуть уже нельзя от дыму – то.
Ольга повернулась к говорившей женщина:
– А почему они горят? Уж сколько лет…
– Дак ведь известное дело: пацанва ж балуется, траву жгёт – вот и горят…
Ольга с сомнением покачала головой: какая трава в начале зимы?
– А в дождь? Они же, бывает, и в дождь горят.
– Та, може, бензином? – высказала нелепое
