богатырям,Всем тем, кто ходит по морям.
Досталось даже дядьке тоже.
На что похожа его рожа?
А лес и дол сожгли давно,
Весь пепел истоптав в дерьмо.
А ступу с бабою Ягой
Спустили с гор само собой.
Налево кот теперь не ходит,
И ничего не говорит.
Никто и песен не заводит.
Русалка же в тюрьме сидит:
Разграбила она избушку,
В неё проникнув без дверей.
И отломала курью ножку,
Всех напугав при том зверей.
А проглотив её потом,
Устроив с кровью заварушку,
Пытала утюгом старушку,
Убила лешего при том.
Не выбрав правильно дорожку,
На брег песчаный вдруг пришла.
Хотела в углях печь картошку,
Но ничего там не нашла…
Колдун зашиб богатыря,
Ударив о морские волны.
А звери съели упыря…
Прекрасны те мгновенья, полны!
А царь – Кащей подох давно,
Всё злато превратив в говно.
Вот потому там Русью пахнет.
Почуяв это, всяк зачахнет,
Наевшись мёда, выпив пиво,
Но разум сохранив на диво,
Чтоб слушать сказки здесь мои –
Преданья дивной старины.
А королевич мимоходом
Стрелявший в грозного царя,
Вдруг облажался пред народом,
Слинявши сразу за моря.
Царевне больше волк не служит:
Загрыз несчастную её.
По ней давно никто не тужит,
Из волка сделав чучело.
Я сказку написал Вам эту.
Сейчас поведал её Вам.
Чтоб было не обидно свету…,
Ответственность несу я сам.
Для тех, кто юмор понимает,
Моралью всех не донимает,
Я предлагаю это чтиво.
Его не критикуй ретиво.
Теперь и сказок не читают.
И Пушкина не знает всяк.
Одной попсе лишь все внимают.
Сонм псевдо грамматеев. Мрак!
Довольный творчески продуктивным началом нового года, Платон, как и все, чрезмерно загулявшие от затянувшихся олигархических зимних каникул, россияне, с нетерпением вышел на работу.
В первый день сразу же отпраздновали, пришедшийся на невольный отпуск, ничем особым не запомнившийся день рождения их начальницы Надежды Сергеевны Павловой.
И лишь небольшой, не развившийся в более серьёзный, инцидент слегка попортил Платону настроение.
Надежда, с детства подсознательно страдавшая патологической жадностью к еде, возможно из-за уже излишне принятых градусов, разогревших и размягчивших её мозг, неожиданно для всех, а может и для самой себя, оговорила Платона, только что начавшего наливать себе сок, разбавляя им ликёр и делая коктейль:
– «Куда ты столько?».
Взмутившаяся такой вопиющей бестактностью, граничащей с
