и Максим, в это же время, старались ничем не досаждать своим родителям. Уединившись от взрослых в комнате, где старший поучал своего младшего, двоюродного, они вели себя скромно и предусмотрительно.
Мужчины: Егор и Платон, а также уже неплохо говоривший и понимавший по-русски Майкл, предались своим традиционно мужским разговорам, как обычно, начиная о спорте, переходя к политике, и заканчивая сексом. Их лёгкая, ироничная задушевная беседа, разбавленная юмором Платона и сарказмом Егора, вызывала у слегка измученного алкоголем Майкла неподдельный восторг, хотя много из сказанного он и не мог понять в силу особенностей могучего русского языка. Часто он смеялся просто за компанию, одновременно заражённый неподдельно искренним, звонким смехом Егора и громогласным гоготом Платона.
Вечером, оставив женщин одних наедине со старым генералом, а отпрысков с компьютером, свояки-мужчины, для выяснения своих отношений и смысла жизни, уединились, по старой советской традиции, на кухне. Они выпивали, изредка закусывали и много говорили. Первую скрипку в беседе, как хозяин дома, играл Егор.
Его лёгкий, добродушный нрав позволял быстро найти общий язык с любым собеседником. Платон очень соскучился по общению с ним.
– «У нас всегда, исторически, выпивают на троих!» – информировал Егор своего зарубежного свояка Майкла.
– «У нас, в России, вообще, бог троицу любит!» – уточнил Платон слова Егора, являвшимся практически единственным человеком, с которым он мог расслабиться, не играть какую-то роль, а быть естественным, самим собой.
Траурные дни закончились.
Сёстры занимались оформлением юридических дел, связанных со смертью матери.
В этот период Клавдия отказалась от всего своего российского наследства и переоформила его на своих сестёр. Остальное время они гуляли и ездили по Москве и Подмосковью, по памятным местам семьи Гавриловых.
После девятого дня Клавдию с Майклом, в сопровождении Варвары и Ксении, уже несколько оправившийся от горя генерал, лично отвёз на своей Волге в международный аэропорт «Шереметьево-2».
Прощаясь со средней дочерью, он чуть было не расплакался:
– «Доченька! Клавушка! Прощай, родная! Чтоб у тебя и твоей семьи всё было хорошо! Счастья Вам! Ведь мы больше не увидимся! Я долго не протяну!».
Клавдия бросилась к отцу на шею, обнимая и обсыпая его поцелуями, и тоже сквозь слёзы, прощаясь, уже дрожащим голосом прошептала:
– «Папка! Не надо так говорить! Я тебя люблю! И хочу, чтобы ты жил долго! Крепись! Возьми себя в руки! Мы поможем тебе! До свидания!».
Супруги поднялись по трапу, повернулись, на прощание махнув руками, и послав воздушные поцелуи, и скрылись в дверном проёме огромного самолёта. Провожавшие дождались взлёта «Боинга 747» авиакомпании «Эйр Канада», взявшего курс на север, уносящего от старого генерала его родную кровиночку, частичку его души и сердца. От фактической потери дочери Александру Васильевичу стало плохо. И, если бы не сопровождавшие
