на эту тему у меня не было никакого желания, да и возможности. Голова разболелась так, что малейший поворот причинял мне огромные страдания. Я, стараясь не делать лишних движений, побросал все свое барахло в карман куртки, выключил свет и вышел вон из дома.
Мой старенький «жигуленок», словно верный конь, дожидался меня за изгородью. Беглый взгляд, брошенный на него, сказал, что «коняга» вроде бы в порядке. На большее я был не способен. Машина на самом деле оказалась на ходу. Она быстро завелась и понесла меня по узкой, обсаженной елями, грунтовой дороге домой.
Бросив машину у подъезда и заперев ее, я поднялся на второй этаж, в свою холостяцкую квартиру. Скинул куртку, сапоги и пошел в ванную. Пустил в нее горячую воду, вылил три колпачка шампуня. Потом порылся в аптечке, выпил две таблетки анальгина и взглянул в зеркало. Оттуда на меня смотрела унылая рожа с кровавым засохшим подтеком, начинающимся где-то на затылке и кончающимся у мочки уха. Правый глаз подергивался, как бы подмигивая мне и призывая не унывать.
Я с отвращением сплюнул и стал раздеваться.
Отмокал я долго. Горячая ванна и анальгин сделали свое дело: боль утихла, и я предался размышлениям.
Что делали эти два типа в доме, который я намеревался обследовать? Штырь – явный уголовник. За это говорит кличка и наколка на руке, которую я успел заметить. Зовут его, наверняка, Коля. По крайней мере, об этом свидетельствовала та же наколка. Ведь не станет человек увековечивать на своей руке чужое имя.
Второй – птица иного полета. Ведь чем-то объясняется то, что мои документы остались целы. Будь это уголовники, не видать бы мне их больше. Дальше. Меня не «пришили». Тут может быть два варианта. Либо я случайно оказался па их пути и они не имеют к моему расследованию никакого отношения, либо я зашел не достаточно далеко, чтобы меня можно и нужно было убрать.
Я вылез из ванны, накинул махровый халат и поплелся на кухню. Пошарил в холодильнике, нашел два последних яйца, кетчуп, немного сала. Сварганил яичницу с салом, залил все это кетчупом, отломил кусок черствой булки и устроился за столом.
То, чего я искал в загородном доме, не было. Для этого было достаточно беглого взгляда. Напольные, из красного дерева часы – не булавка, их не спрячешь. Собственно за этим я и залез на эту дачу, представления не имея, чья она. Часа три наблюдал, куря сигарету за сигаретой.
Окруженный высоким забором дом с мансардой скрывался за пышными елями. Справа, в цокольном этаже, виднелись ворота гаража. На занесенной снегом тропинке никаких следов, кроме следа Марченко. Стекла окон холодно поблескивали в последних лучах заходящего солнца. И вообще, этот дачный уголок напоминал райское местечко, где нет места никаким заботам.
Да, теперь я понял, что сглупил, поленившись обойти дачу кругом. Обойди я ее – наверняка бы заметил следы, оставленные здоровяком и Штырем, которые вопреки логике, пробрались в дом с задворок, где снегу чуть ли не по пояс, и куда я сунуться не захотел.
Ну
