style="font-size:15px;"> – Да, представь себе. Никто не знает, даже Коля. Только Виктор, но это отдельная песня.
– Я никому не скажу, – заверила изумленная Соня. – Но я поверить не могу…
– Придется! – зло отчеканила Наташа и раздавила в пепельнице окурок. – Меня мамаша сдала в Дом ребенка, когда мне было что-то около года. Принесла и сказала, что больной ребенок ей не нужен, и она отказывается от своих родительских прав. Сука!
– Даже не представляю, – искренне расстроилась Соня и потерла переносицу. – Как это невозможно?
– Для таких, как она, все возможно.
И следующей фразой она высказала все, что думает о своей биологической матери и ей подобных. Соня, встречающая народ в супермаркетах, бутиках и в офисе, была поражена витиеватостью фразы, которую легко и непринужденно раскрутила Наташа, как будто всю жизнь провела среди грузчиков где-нибудь в южном порту. Соня, как завороженная, выслушала эту тираду и несколько секунд сидела в шоке, пытаясь осознать произнесенное. Потом стряхнула оцепенение и покачала головой.
– Подожди, ты сказала, что речь идет о больном ребенке. Но ты-то здоровая.
– Да, слава богу, не жалуюсь. А тогда мне ставили церебральный паралич. – Сонин подбородок от изумления съехал с подпирающей его ладони, и она помотала головой, не сводя с подруги расширенных глаз. – Но диагноз не подтвердился, а мамаша поторопилась от меня избавиться. И даже ни разу не поинтересовалась, что стало с несчастной малюткой.
– Наташенька…
– Пару раз меня пытались усыновлять. Один раз мне было пять, другой – восемь. В пять лет я писалась в постель и с криком просыпалась от ночных кошмаров. Новые родители выдержали полгода и вернули меня по месту прежней прописки. В восемь нашлись другие благодетели. Но я курила и ругалась, убегала из дома, дралась в школе и прогуливала уроки. И следующая пара добрых родителей не выдержала. Трех месяцев им хватило за глаза. В результате за мной закрепилась дурная репутация трудного ребенка, и школу я окончила в интернате. Ну, а потом ты знаешь. Институт, ординатура, карьера, любовники. И, наконец, Виктор. Я всем врала, что мой папа был военным летчиком-испытателем. Знаешь, как это раньше было важно, чтобы отец был обязательно герой. Поэтому все знали, что мой папа разбился во время испытаний сверхсекретного истребителя и ему посмертно присвоили звание полковника и дали медаль. А мама умерла, потому что не смогла без него. И дом наш в поселке сгорел, потому что бабка не уследила за печкой. А потом и бабка умерла. Так что ни фотографий, ни семейных реликвий не осталось. Вот так все просто объяснялось. И весь этот красивый мексиканский сериал я выложила Виктору при знакомстве. Мол, мне тоже есть, чем гордиться. Вот только жаль, что от отца с матерью ни фотографии, ни колечка. А сразу же после того, как я дала согласие на наш брак, Витя спросил меня, зачем я насочиняла кучу вранья. Оказалось, что он хотел сделать мне приятное. Позвонил в Высшее военно-лётное училище в Борисоглебске, где по моим рассказам,
