Тяжелая решетка даже не шелохнулась, но из-под ног парня вывернулись комья земли, и он ляпнулся на пол, распугав мышей.
Попробовал копать. Обломал пару ногтей, продвинулся на фут. Потом его старания заметил сквозь решетку солдат, просунул в яму древко копья и оглоушил Джо по голове.
Испытал также свое мастерство переговорщика. Воззвал к патриотическим чувствам солдата и земляческому состраданию, на случай, если солдат – путевец. А на случай, если солдат – северянин, пригрозил: «Выпусти меня немедленно! Иначе, когда выберусь, тебе несдобровать! Знаешь ли, кто я? Еще вчера, да будет тебе известно, я распивал вино с его светлостью Эрвином и двумя кузенами!» Кем бы солдат ни был, он не вступил в беседу.
Истратив таким образом весь арсенал идей, Джоакин принялся ждать. Он думал лишь одно: «Как все дерьмово повернулось! Вот же дрянь…». Развития данная мысль не требовала – она была самодостаточна, метко выражала всю глубину джоакиновых переживаний.
Порою он, правда, вспоминал Аланис и Ориджина. Но сразу же такая буря поднималась в душе, такие противоречивые чувства взметались из глубины, рокотали, сшибались друг с другом, взбивая пену… Джоакину стоило громадных усилий погасить шторм, восстановить хладнокровие, подобающее воину.
В слове «воин», в звучании его, в своей к нему причастности он находил единственное утешение. Я – воин. Что бы ни случилось, а уж этого у меня никто не отнимет! Птицу не отучишь летать, а волку не запретишь охотиться – ни один самовлюбленный лорд не может этого! А если те двое… ни она, ни он… не оценили меня по заслугам, то им же хуже. Многое они теряют. Мне же терять нечего. Я – воин! Боевой дух со мною, и его не отнять.
По правде, боевого духа недоставало. Он накатывал волнами, но быстро отступал, и приходила та пустая, серая апатия, что уже посещала Джоакина перед сражением. Тогда он садился на землю и бездумно пялился перед собою. Пролетали часы, а он сидел, не замечая времени, перемалывал жвачку из одной-единственной мысли: «Как все дерьмово… Ну, и дрянь…». Лишь одно могло вывести Джо из этого состояния: звук «ляп!», с которым падала в яму лепешка. Тогда нужно было схватить ее прежде полевок, отереть о подол сорочки и сунуть в рот.
В унылой апатии Джоакина и застал тот миг, когда решетка сдвинулась, и в яму свалилась узловатая веревка.
– Давай, путевец, вылезай, – сказал солдат свои первые слова. Он был северянином.
Джо выбрался наверх. Стояли сумерки, но еще не ночь. Возле солдата-стражника был знакомый уже кайр Хэммонд – икс из личной охраны герцога.
– Ты грязный, как свинья. Отряхнись, – сказал кайр.
– Зачем? – спросил Джоакин.
Кайр врезал ему кулаком под ребра. Джо не без труда восстановил дыхание, разогнулся, принялся оттирать землю с плаща и рубахи, но по-прежнему не понимал, зачем это нужно. Перемены к лучшему все
