под кожей, будто клубок склизких белесых червей. Марк пил, как и все, жался к печке, говорил себе: «Мне плевать, я не пойду на берег, меня не тронут. Мне-то что. Не мне сражаться. Меня не достанут. Забота кайров, не моя». И все чаще тосковал по камере в темнице Первой Зимы.
Джемис Лиллидей очутился в центре внимания. Он не имел друзей на корабле: все приятели Джемиса, если имелись у него таковые, ушли на юг вместе с герцогом. Так что прежде кайр держался особняком, и если заводил с кем беседу, то лишь со своей овчаркой. А вот теперь как-то в одночасье дошло до всех: Джемис был за Рекою. И не просто был, а вернулся живым.
Матросы боялись спрашивать, но все смотрели на Джемиса. Провожали его громким молчанием, блестели тревогой и надеждой в зрачках. Кайры не могли спросить напрямик, в ущерб гордости, но заходили издали, окольными тропками:
– Какие фортификации за рекой?.. Что за гарнизон?.. Имеются ли слабые точки?..
Капитан Бамбер, не ограниченный воинской честью, спрашивал в лоб:
– Что могут Предметы, кайр Джемис? Каковы наши шансы?
А Лиллидей почему-то молчал. Отбывался мрачной ухмылкой да парой слов:
– Сами увидите. Налюбуетесь.
От его молчания становилось холоднее.
Ворон все пытался понять: Джемис умен или глуп? Вроде, умен: разгадал причину дерзостей Марка. И не бахвалится – это тоже в плюс. Ведь шутка ли: из-за Реки, считай, из пасти Идо, вернулись только двое, а один из тех двоих – с ножевой раной в груди. Иной бы на месте Джемиса во всех красках расписал, как нес хворого герцога на руках, левой ногой отбиваясь от врагов; как тащил через болота, как рану штопал да молитвы читал. Столько жизней ему задолжал Эрвин, что на деревню хватит! Но Джемис не хвалился, и это было мудро.
Однако Джемис молчал – и совершал большую глупость. Ему бы рассказать хоть что-то о Заречье – какие там деревья да травы, да звери. Пусть даже все диковинное и колдовское, пусть хоть на деревьях черепа висят, а ягоды кровью истекают – все равно лучше неизвестности. О Перстах бы сказал: работают они так-то, этой рукой огненную стрелу накладываешь, а той – святую тетиву взводишь. Такое-то слово молвил – стрела и полетела. И главное: сказал бы, как спаслись. Пускай им так туго пришлось, что волками выли и горючими слезами рыдали. Пускай хоть в дерьмо ныряли, чтоб от Перстов увернуться, пусть жуков жрали, а врагов зубами грызли – да плевать, как все было! Главное – сделали что-то и паслись. Главное – в силах смертного вернуться из Заречья живым. Вот что все мечтали услышать.
Но Джемис молчал. Видать, стыдился своего дурного мятежа, а лгать не хотел. Возможно, думал: о чем тут говорить, если вот я – живой! Я смог – и вы сможете… Но не учел он одной штуки: с ним тогда был Ориджин. Сейчас – двенадцать кораблей и четыреста воинов, а тогда все войско – полумертвый герцог да собака. На первый взгляд кажется, сейчас расклад получше. На первый взгляд. Но когда набьется тебе в кишки ледяная
