а этот завершающий звук при нажатии на завершающую строку точку, был хоть и не столь звучен в сравнении со всей той ундервудевской механикой, но, тем не менее, для автора, отбивавшего на клавиатуре все эти свои, однозначно замысловатые мысли в их выразительные отождествления, выражения и слова – это все каждый раз звучало весьма существенно, а иногда даже и с грохотом пушек громко.
– Вот, как-то так! – Выдавив точку на клавиатуре, громко выдохнул из себя это восклицание Алекс (псевдонимная интерпретация имени Алексей, что говорит о его не слишком большом вообразительном потенциале, и, следовательно, в своем творчестве, он, скорее всего, будет полагаться на свою придирчивую внимательность) и по своему желаемому совместительству автор, затем почесал свой нос, который, паразит такой, при каждом выразительном, а также волнительном ну и плюс ко всему драматическом, в общем, в каждом задумчивом случае вечно зудит. Ну а Алекс, в свою очередь, как он сам замечал за собой, что, наверное, всё-таки есть результат его слишком большого многодумия о себе и про себя, очень даже часто задумывался над своими получающими словесно-письменное оформление мыслями (в отличии от реальной жизни, где язык часто заявлял о своем своеволии, и не спеша ждать этих вечно не торопящихся дум, говорил все то, что в голову придет), что вновь и вновь и приводило к этой его чесотке.
Ну так вот, этот с горбинкой нос, слишком чувствительно относящийся к перипетиям развития сюжетной линии и считающий себя за умеющего держаться по ветру, в результате всего этого поветрия, чувствуя к себе нескончаемый зуд, требовал от Алекса дополнительных физических трат на это свое чесание.
Алекс же, почесав свой нос, на который был потрачен целый аннотационный абзац, не поворачивая своей головы, спросил того, кто, по его мнению, находился сзади него, возлежа на диване. А ведь там никого не было кроме пушистого кота Мурзика, который не то чтобы благоговейно лежал и слушал своего хозяина, от которого, надо заметить, зависит налитость его миски молока, а он, судя по его холёной морде, совершенно зажрался. И, скорее всего, живя одним днем (правда, если забежать слегка вперед, то можно с полным правом сказать, что этот Мурзик был не столь безрассуден, но об этом будет рассказано в своё время), совершенно игнорировал своего хозяина, чей возглас вероятнее всего и относился к этому домашнему беспристрастному слушателю, который, воспользовавшись невнимательностью своего хозяина, прикрыл свои глаза и посапывал в трубочку.
Но, видимо, Алекс был так увлечен всем тем действием, которое с помощью его памятливой фантазии развернулось на страницах электронной бумаги, что он не особенно ждал каких-нибудь критических замечаний со стороны своего, надо заметить, очень критически настроенного ко всему окружающему, полосатого как тигр друга. И продолжая частично находиться внутри описываемых событий, всё продолжал фрагментарно выражать вслух свою мысль.
– Ну
