именно, – сказала Азбука и разлила вино по бокалам. – За что будем пить?
– За вопрос и за ответ.
– За что?
– Душа плачет… будто о чем-то спрашивает. А о чем спрашивает – и непонятно. Я тебе об этом уже говорил… Я думаю, что если понять вопрос, то отыщется и ответ. Очень бы того хотелось… чтобы был понятен и вопрос, и ответ.
– Понимаю, – тихо сказала Азбука. – Значит, за вопрос и за ответ. Тогда еще – за нас с тобой, хорошо?
– Хорошо, – сказал Слоник. – Еще – за нас с тобой.
– Тогда, – сказала Азбука, – давай еще выпьем за Райку…
– За кого? – спросил Слоник, и отчего-то вздрогнул.
– За Райку, – повторила Азбука. – Которой ты называешь меня по ночам… иногда.
– Разве я называю?
– Иногда… Давай мы за нее выпьем. Чтобы там, где она сейчас живет, ей жилось счастливо. Чтобы она простила тебя, и меня заодно. Хотя она меня и не знает, и я перед ней ни в чем не виновата… А о твоей вине перед ней я и знать не хочу. Или – о ее вине перед тобой… без разницы. Давай, Алешенька, за все это и выпьем.
Слоник ничего не сказал, а просто молча выпил вино, поставил бокал, зажмурил глаза и прислушался к себе. Душа по-прежнему плакала, она по-прежнему о чем-то вопрошала, и все так же требовала ответа на свой вопрос…
– За что еще мы будем пить? – спросила Азбука.
– Ни за что, – сказал Слоник.
– Почему?
– А – за что еще? Больше не за что…
– И то правда, – поразмыслив, сказала Азбука. – Больше и не за что… Вся наша с тобой жизнь вместилась в одну фразу… в один единственный тост.
– Ну и ладно, – сказал Слоник. – Значит, и терять будет немного… в случае чего.
– Зачем ты так…
За окном окончательно стемнело.
До прибытия поезда оставалось еще два с половиной часа.
Через час надо было уже выходить, чтобы загодя прибыть к месту, осмотреться и успеть смешаться с разнообразной вокзальной публикой. После того, как в банде «Ночные вороны» появился Филолог, это обязательное смешивание с вокзальной толпой стало называться эволюцией. Ну и вот: через час надо уже было идти на эволюцию.
Азбука прилегла на диван, поместила голову Слонику на колени и закрыла глаза.
– Погладь меня по голове, – попросила она с закрытыми глазами.
И цветом, и запахом, и на ощупь Азбукины волосы очень походили на Райкины. Может быть, именно из-за этого Слоник и сошелся когда-то с Азбукой, и образовалось промеж них чувство.
А, может, и не из-за этого.
Может, Слоник сошелся с Азбукой из-за того, что он был одинок, и Азбука тоже была одинока. Одиночество, помноженное на другое одиночество – вот вам и обоюдное чувство.
Все просто.
Так они этот последний час и провели: Слоник молча сидел на диване, голова Азбуки покоилась на коленях Слоника,
