Мессингом пришли новые кадры, спокойные чиновники, которые, конечно, старались, но главным образом делали вид,
что очень стараются, и совсем не были склонны идти ни на какой риск; и если предприятие было рискованное, то всегда находились объективные причины, по которым никогда ничего не выходило».
Одним из этих «спокойных чиновников» стал хорошо знакомый нам Лев Гилярович Эльберт (тот самый, что в 1921 году ездил с Лили Брик в командировку в Латвию). Он возглавил отделение внешней разведки ИНО ОГПУ вместо уволенного с этого поста Якова Серебрянского.
Во главе Особой группы («группы Яши») был поставлен Сергей Михайлович Шпигельглас. А Серебрянского перевели на рядовую оперативную работу.
Здесь сразу вспоминается ещё одно событие, о котором нельзя не сообщить. В 1929 году в Промакадемию на факультет текстильной промышленности поступила учиться Надежда Аллилуева, жена Иосифа Сталина. Однажды исчезли восемь её однокурсниц. Начал распространяться слух, что их арестовало ОГПУ. Надежда тут же позвонила Генриху Ягоде и потребовала немедленно их освободить. Ягода тотчас ответил, что он ничего не может сделать, так как арестованные скоропостижно скончались от какой-то инфекционной болезни.
«Читки» продолжаются
30 октября 1929 года состоялась ещё одна читка «Бани», а затем и её обсуждение в клубе Первой образцовой типографии Государственного издательства. Один из организаторов этого мероприятия впоследствии вспоминал:
«Читал Маяковский захватывающе. <…> Напряжённая тишина изредка прерывается сильными взрывами смеха. <…> Начались прения. Маяковский записывал все выступления рабочих. Время от времени он перебрасывался замечаниями с сидевшим рядом Мейерхольдом».
Вот несколько фраз, которые Владимир Владимирович высказал во время того обсуждения:
«Я бичую бюрократов… во всей пьесе…
То, что мы нашу пятилетку выполним в четыре года, – это и есть своего рода машина времени. В четыре года сделать пятилетку – это и есть задача времени. <…> Это машина темпа социалистического строительства…
Я хочу, чтоб агитация была весёлая, со звоном».
Из зала поступила записка с вопросом: почему вы вашу пьесу называете драмой? Маяковский ответил:
«– А это чтоб смешнее было, а второе – разве мало бюрократов, и разве это не драма нашего Союза?»
Хотя отдельные места «Бани» выступавшие подвергли критике, в целом о пьесе говорили с одобрением, а некоторые дали ей очень высокую оценку. Но у Маяковского уже было написано стихотворение, сначала названное «Гость», видимо, потому что начало у него было такое:
«Он вошёл, / склонясь учтиво.
Руку жму. / – Товарищ – / сядьте!
Что вам дать? /Автограф? / Чтиво?
– Нет. / Мерси вас. / Я – / писатель».
И этот «гость» принялся рассказывать о себе, пересыпая свой рассказ утверждениями, что он, дескать, «с музами в связи», и что у него «слог
