у нее было много работы, муж учил студентов, сын, как обычно, мотался по командировкам, Бублик сидел с мамой дома. Почти каждые выходные он отправлялся к бабушке и дедушке со своим «выездным» чемоданом. Летом приезжал на дачу. В четыре года у него проснулся интерес к сельскому хозяйству, и он с удовольствием катал свою тележку, поливал из игрушечной лейки грядки и закалялся холодной водой Москвы-реки.
Начались и первые выходы «в свет» – в театры, зоопарк и так далее. Зимой он осваивал местные горки рядом с домом бабушки и дедушки, а весной и осенью ходил с ними в парк «Покровское-Стрешнево» недалеко от их дома, в парк «Братцево», где «рос» его папа в компании таких же голопопых друзей-соседей, и в парк «Северное Тушино», обустроенный в последние годы, где даже отважился посетить музейную подводную лодку. Правда, экскурсия завершилась очень быстро – рев Бублика, решившего, что лодка сейчас поплывет в открытое море, заглушал рассказ гида. Пришлось оттуда срочно ретироваться.
Бабушка пыталась учить с ним буквы, но дальше дело продвигалось с трудом. Бублик на все развивающие предложения отвечал одно:
– Игъять! Пойдем игъять!
Играть надо было часами, придумывая каждый раз новые сценарии. У деда не всегда хватало сил довести игру до конца и при этом не заснуть (особенно после обеда), но бабушка не сдавалась. У внука с бабушкой были доверительные отношения: только ее одну он приглашал с собой в туалет для задушевных бесед во время его посещения. Обычно та присаживалась напротив на край ванны в их совмещенном санузле и отвечала внуку на самые неожиданные вопросы. Как-то за разговором они одновременно взглянули в зеркало над раковиной:
– Какая ты некъясивая, – со вздохом произнес внук.
Бабушке сделалось не по себе: «Да, конечно, устами младенца, как говорится… Но ведь я и раньше никогда себя красавицей не считала, а тем более теперь, – утешала она свое самолюбие. – И все же, нелегко это слышать от мужчины, пусть и четырехлетнего.
– Какая же ты некъясивая! Лохматая какая! – упорствовал внук. – Пъямо стъяшная какая!
Повисло тягостное молчание. Ответить ей было нечего.
– Вот я, – продолжал малыш, сидя на унитазе и любуясь собой в зеркале, – какой къясивый мальчик! Постъиженный в паикмахтерской! А ты что же?
В пять лет Бублик, отстаивая свое право на дачную вольницу, отказывался выезжать с родителями на отдых за границу:
– Не хочу я в вашу Испанию! Хочу на дачу!! – скандалил он в аэропорту.
Приехав после пребывания на море на дачу, он первым делом побежал смотреть, что выросло в огороде, проверять, где какие непорядки на участке, и ворчал, что трава не скошена и дорожки рассыпались без него:
– Мы тут с дедой хозяины, а баба – хозяин на кухне, – объяснял он приезжавшим в гости родителям.
Больше месяца провел он с дедушкой и бабушкой, ходил с ними на речку, где у него уже появились знакомцы, учился плавать и преодолевать
