непонятно.
– А что дальше? Так я тебя опять расстрою, только не обижайся. В данном случае перспектива ясна однозначно: Вовка твой – просто алкаш. Понимаешь, вот так просто, и все. Диагноз у него, как инсульт или инфаркт, трудностей не представляет: хронический алкоголизм. Хочешь спасай, хочешь нет. Можешь попробовать подшить еще раз, но не мне тебе объяснять, что это хроническое заболевание. От рецидива никто не застрахован.
– Да ты пойми, Ирка! Ведь в девятнадцать лет замуж вышла, а до сих пор не пойму: по любви хоть тогда или нет. Как теперь создать что-то настоящее?
– Господи, я ей про Фому, она мне про Ерему. Да говорю же тебе: не ты, так другой раздражитель будет, только повод нужен, а выпивка всегда найдется.
Я совсем потеряла силы спорить под потоком четко обоснованного негатива.
– Да-а-а, Асрян… как же ты души лечишь? Просто не понимаю… Ты же конченый циник.
– А никто у меня этого и не просит, души лечить, дорогая. Ты что думаешь, если все мои олигархши правду-матку узнают о себе, о жизни своей, давно закончившейся – как раз тогда, когда они столь удачно вышли замуж, станут они после этого ко мне ходить? Не-е-е, никто не хочет правды, никто. Все хотят как-нибудь так… чтобы не очень напрягаться, чтобы не очень больно, а главное, чтобы ничего не надо было делать. Это, пожалуй, самое важное. Иногда начну всякие наводящие вопросики задавать, и такое вижу между строк про их милые скелетики, что жуть. Ты не представляешь просто.
Отчего же, очень даже представляю. Сильно представляю. Особенно про скелетики. Про походы на кладбище не пойми почему, например.
– Правда, иногда бывают, конечно, клиенты. Действительно жить хотят, по-настоящему. Но они приходят и через два-три месяца уходят. Им больше не надо. Им просто помочь развернуться в нужном направлении, а дальше они сами.
– Ирка, а ты своего Сашку ну хоть немного любишь теперь? Ни разу не пожалела?
– Господи, да как же вы мне все надоели: любит – не любит, изменяет – не изменяет… Отстань, я сапожник без сапог, и меня это устраивает. Все-таки ты еще на пещерном уровне развития, Ленка. Жить-то всю жизнь с человеком, а не с любовями. Удивительно, что ты этого совершенно не осознаешь. Да… боюсь, даже если ты со своим маменькиным сынком расстанешься, все равно толку не будет. Эх, долго еще с тобой попивать будем на майские праздники вдвоем!
К девяти вечера мы почти опустошили бутылку, и я начала собираться домой. Последние попытки звонков на сотовый и домашний так и не увенчались успехом. Мы с Катькой вылезли из такси у подъезда – дома на кухне горел свет. Только непонятно было – хорошо это или плохо. Я вошла в квартиру, осмотрительно задержав Катьку на лестничной клетке. Тихо. Телевизор. Ладно, заходим.
Вовка сидел на кухне, на столе в ореоле жалкой предусмотрительности стояла ваза с цветами. Под глазом бланш. Заслышав шаги в прихожей, Вовка сделал телик потише и вышел в коридор. Видок был жуткий: лицо опухшее, огромный синяк в самом цвету. Катька, набесившись у Асрян, уже устала и особо внимания на Сорокина не обращала. Максимально
