подростков в подвале, я говорила «взрослые», имея в виду отца и Жозиану. Не себя.
– Я знаю.
– Флориан был взрослым, – сказала я.
– Угу.
– Не знаю, хорошо ли это… я хочу сказать: к этому надо бы стремиться, нет?
– Могу я еще раз напомнить тебе возраст героини, которую я надеюсь однажды сыграть на телевидении?
Я подняла свой стакан в знак согласия.
– Роль большая? – спросила я, кивнув на бумаги, над которыми склонилась Катрин.
– Это сквозная роль. Только ради этого… Думаю, я согласилась бы сыграть цветочный горшок, если бы это означало постоянную работу.
– Ну, уж…
– А что? Мне нужны деньги! И мне нужно играть!
– Цветочный горшок?
– Все равно что.
– Тебе не кажется, что это немного странно?
– Хотеть сыграть цветочный горшок? Нет, сыграть можно все.
– Да нет, я хотела сказать… я не хочу разводить грошовую психологию…
Невыносимое начало фразы, однозначно указывающее на то, что говорящий как раз и собирается разводить грошовую психологию.
– Но тебе не кажется, что есть что-то как бы… демонстративное в такой потребности сыграть роль?
– Думаешь, ты не играешь?
В ее вопросе не было агрессивности. Просто замечание, но в моем состоянии я сама простерла его на все мое прошлое, на всю мою жизнь. «До какой степени можно играть? – спросила я себя. – Надо или не надо?» Я, конечно, подозревала, что существуют странные экземпляры, которые всегда абсолютно честны и безупречно подлинны. Но они пугали меня, пожалуй, не меньше, чем вечные комедианты, великие актеры повседневности, те, о которых никогда не знаешь, чувствуют ли они на самом деле то, что говорят, или так усиленно притворяются, что и сами в это верят. Есть ли золотая середина между двумя этими крайностями? Я провела рукой по лицу.
– Мне надо еще выпить, Кэт.
– Нико в баре, иди к нему, если хочешь.
Образ Никола, сидящего за кружкой светлого пива в приглушенном свете бара, вдруг показался мне маяком в ночи. Мне бы, наверно, следовало заподозрить, что неспроста я вижу нечто столь спасительное в факте присутствия друга в баре и что лучше мне было бы лечь спать, но я, недолго думая, надела пальто.
Огни бара ложились красивыми золотистыми пятнами на сугробы перед витриной. Я улыбнулась, представив себе тепло большого зала, улыбку Никола и стакан вина, ожидавшие меня за дверью. Я сразу увидела Никола, который поднял голову и просиял при виде меня. Никола, с его светлыми волосами, с его довольным и всегда готовым к радости видом, часто напоминал мне золотистого ретривера. Я никогда ему этого не говорила – кому понравится быть похожим на собаку, – но для меня это был комплимент.
– Йо, Жен! – приветствовал он меня и подвинулся, давая мне место. – Ты помнишь Максима?
Он сидел с молодым мужчиной, которого мы встретили две недели назад,
