Та не задавала лишних вопросов.
Войдя за Ливьен в ее палатку, Инталия остолбенела:
– Что здесь стряслось?
– Рамбай выследил махаонского шпиона и убил его.
– А зачем приволок его сюда? – недоверчиво глянула Иммия на самца.
– Затем, что это единственный способ заставить вас верить ему. Или ты думаешь, я не знаю, что ты приказала часовым?
Лишь мгновение Инталия была в замешательстве.
– Этот приказ был обусловлен обстоятельствами, – ответила она, не отводя взгляд. – Я отменю его.
– Не трудись. Я уже сделала это.
Координатор нахмурилась. Мало того, что приказ, данный караульным конфиденциально, стал известен Ливьен, та еще и упразднила его. Инталия явно не могла смириться с переходом власти в руки самой молодой и самой взбалмошной бабочки группы. Да еще и приведшей в качестве мужа дикаря из чащи.
Но ей ПРИДЕТСЯ смириться. Ливьен и Инталия напряженно смотрели друг на друга.
– Учти, если ты еще хотя бы раз совершишь какие-либо действия или дашь распоряжения, касающиеся меня и Рамбая, не поставив в известность нас, ты дорого за это поплатишься, – процедила Ливьен. – Сегодня он спас жизнь всем нам. Запомни это.
Инталия опустила глаза, и Ливьен немного расслабилась:
– Сейчас вы с Рамбаем вынесете отсюда тело, и похороните его, как подобает хоронить воина. И пусть при этом присутствуют все наши. Я хочу, чтобы они поняли: Рамбай нам далеко не бесполезен.
Скрепя сердце, Инталия покорно кивнула и склонилась над мертвецом. Но Рамбай остановил ее:
– Я сам.
Он выдернул из груди самоубийцы кинжал, отер о ее же одежду и подвесил обратно себе к поясу. Затем легко вскинул тело на плечо и вышел из палатки. Инталия последовала за ним.
Только сейчас Ливьен как следует разглядела обвисшие крылья лазутчицы. Как и у всех махаонов, они были наполовину белыми, и Ливьен с трудом поборола в себе приступ брезгливой тошноты.
Похороны прошли так, как распорядилась Ливьен. Само по себе это было необычно: в нынешней войне тела поверженных противников сваливают в безымянные братские могилы… Но Ливьен твердо решила отдать дань уважения мужеству убитой. И даже произнесла короткую поминальную речь о долге и доблести, закончив строфой из «Книги стабильности»:
«Встать пытался, но ветер подул, подул,
Ветер даже сидеть не дал;
Лег, и тут же услышал подземный гул,
Он об этом другим сказал.
И когда огонь этот мир встряхнул,
Всякий был готов. Всякий знал».
Одна из трактовок этого стихотворения: тот оказался спасителем соплеменников, кто не пытался бороться со стихиями. Если рассуждать логически, из этого можно вывести, что смерть – вершина доблести… С другой стороны, косвенно Ливьен напомнила товарищам, что врага уничтожил
