Я заметил, как Улисс сдал за последнее время. Не физически, современная медкапсула сделала своё дело, хотя без двух-трёх селф-репозиций ему всё равно не обойтись, а именно психологически и интеллектуально. Та небольшая доля его отчаяния и усталости, что достигала сейчас меня, не шла ни в какое сравнение с тем непрерывным стрессом, что испытывал он сам.
Ничего. Справимся и с этим. Теперь это вопрос времени.
Всё и всегда – вопрос времени. Которого в итоге ни на что не хватает.
Он прав. Чёрт, как это странно, думать о нём в третьем лице, а о себе – в первом. Да кто я есть такой, чтобы обо мне думать. Пустая оболочка. Эффектор без памяти, воли, эмоций.
Я отрешённо обернулся к специально вывешенной на стене проекторной панели, вскоре все только туда и смотрели. Там светился «северный» квадрант внешнего обзора.
Настала пора.
Мы заходили фромсан, по восходящей орбите в плоскости эклиптики под некоторым углом к радиус-вектору, настойчиво упираясь вторичными двигателями по касательной к Солнцу, что и позволяло нам всем спокойно стоять на палубе, будто мы до сих пор не расстались с «Сайриусом», а не летели на убогом внутрисистемном грузовике. Земля с этого ракурса выглядела драгоценной жемчужиной, слегка оттенённой на фоне черноты космоса белой искрой Луны, что так удачно была готова загородить нас своей массой.
Всё было готово к нашему возвращению – транспондер был заряжен двумя десятками свежих кодов, шумопостановщики замерли в пусковых шахтах, на случай, если возбуждённая ионосфера недостаточно скроет наше приближение, курс к Луне проложен, нас ждали ни о чём не подозревающие люди Корпорации, мы же знали свою жизнь наперёд на ближайшие несколько лет в деталях, и ещё на доброе десятилетие вчерне.
Но сейчас мы думали не об этом, мы все ждали главного. Того, ради чего все мы и собрались вместе.
Тоскливая протяжная нота потянулась к нам издалека, не замечая нашего приближения, не узнавая.
Это была песня агонии, песня отупляющего безумия, последний предсмертный выдох.
Это был голос Матери.
В глубине чёрного космоса, где нет ничего, кроме рассеянного звёздного света и промозглого эха неудержимой энергии, некогда породившей всё в этой Вселенной, там ты ощущаешь лишь чувство безвозвратной потери, но толком не можешь вспомнить, что именно ты потерял. Только возвращаясь домой, ты наконец осознаёшь цену былой потери. Потому что ты чувствуешь это снова.
По моему лицу струились слёзы, застилая глаза.
Кто-то опустился на колени и бормотал про себя, глотая рыдания.
И только Улисс стоял молча, с перекошенным лицом, больше похожий на живого мертвеца, чем на человека.
Его кулаки были сжаты до хруста.
В отличие от меня, он куда острее чувствовал агонию в голосе Матери.
И если я просто знал, что нам её уже не спасти, то он это отчётливо
