несколько дней назад, ещё до морозов, на теле убитого снайпера. Винтовку он оставил Нелюбину. Ремень МП-40 перекинул через голову, передвинул автомат за спину, чтобы не мешал свободно двигаться.
Немцы шли не спеша. Один из них курил, роняя под ноги тусклые искры. Шли спокойно, переговаривались. Миновали ивовый куст, за которым затаился Николаев. Начали приближаться к танку. Воронцов примерился к замыкающему. Курил именно тот, шедший последним. Его предстояло валить Воронцову, если Степан замешкается. Плотный, чуть выше среднего роста. Здоровяк. Не дай бог, если именно он полезет в танк. Штыренко, метр с пилоткой, с таким не справится. У шедшего впереди Воронцов увидел на ремне тяжёлую кобуру. Пистолетами, видимо, вооружены и остальные. Если случится заминка, начнут стрельбу, а там уж – чья возьмёт… Шедший впереди, не останавливаясь, вскочил на броню, но, то ли споткнулся, то ли поскользнулся на обмётанной инеем наклонной броне, тут же загремел вниз.
– Main Gott! – взвыл упавший. – Es ist sehr glatt! Das ist vielleicht ein Wetter![15]
Двое других засмеялись. Танкист снова, уже осторожнее, вскарабкался на башню. В руке у него сверкнул фонарик. Луч скользнул по серым веткам ольх и исчез в чреве башни. Вот этого они не учли. Воронцов потянул из рукава нож. Если Штыренко затаился в башне, немец его сразу же обнаружит. Немец благополучно спустился в люк, загремел сапогами по днищу, затих. Его окликнули. Но из танка никто не отозвался. Второй танкист взял у здоровяка тусклый огонёк сигареты, несколько раз ярко осветил своё лицо, отщёлкнул недокуренную сигарету в снег. Окурок подпрыгнул и зашипел. И в это время танковый мотор за ольхами затих. Сразу вокруг всё замерло. Немец натянул перчатки и постучал сапогом по броне:
– Helmut! Was ist geschehen?[16]
Почему медлит Степан? Штыренко, видимо, уже сделал своё дело. Воронцов сразу понял те звуки, которые прекратили топот немецкого танкиста по днищу танка. Насторожился тот, который, видимо, приготовился принимать из люка снаряды.
И в это мгновение напряжённая скрюченная тень метнулась к здоровяку. Тот охнул и, медленно поворачиваясь к ольхам, стал заваливаться набок. Второй танкист успел вскрикнуть, но тут же рухнул на колени, мотнул головой и захрипел, разбрызгивая по затоптанному снегу кровавые пятна. Воронцов запрыгнул в люк, чиркнул зажигалкой: Штыренко сидел на днище танка, держа в руках огромный гаечный ключ, а под ногами у него лежал танкист, уткнувшись лицом в россыпи гильз.
– Обыщи его, Штыренко! Давай, быстро!
Воронцов спрыгнул вниз. Степан наскрёб под ногами пригоршню снега, протёр нож и сунул его обратно за голенище. Потом вытащил из-под днища свой автомат, ватник и начал не спеша одеваться, застёгивать пуговицы – снизу вверх, все до одной.
– Как ты их, Стёп… – Воронцов осмотрел тела убитых, несколько раз при этом оглянулся на Степана и сказал: – Надо их убрать. Спрятать. Чтобы сразу не нашли. Давайте, быстро. Вон туда.
Они оттащили трупы в овраг. Сняли с них комбинезоны и ботинки. Быстро переоделись.
– Штыренко,
Боже! Очень скользко! Ну и погода!
Гельмут! Что случилось?
