вежливо попросила она и двинулась в лавку с бижу и сувенирами для туристов.
Вежливо кивнув и с грустью пожав плечами, Аттенборо взялся выполнять указание. Поэтому он не видел, а имперские соглядатаи также не поняли, что за украшение приобрела там фон Кройцер – да и ничего подозрительного в серебряном памятном женском кулоне не мог отыскать даже очень въедливый ум. Тем более, что покупку девушка спрятала под курткой, а после вполне себе логично умчалась в уборную.
Руки начали предательски трястись крупной дрожью – это мешало набрать нужный номер на блоке связи. Тихое шуршание помех казалось грохотом, секунды растянулись в пятиминутки. Наконец вызов таки прошёл сквозь неизвестное число километров, кабы не крупнее чего, и бравая мелодия с неунывающим голосом начала наигрывать знакомые до боли слова: «горе ты моё от ума, не печалься, гляди веселей». Катерозе заметила, что по лицу сами собой молча текут слёзы. «И я вернусь к тебе, со щитом, а может быть, на щите, в серебре, а может быть, в нищете…» Слёзы потекли ещё сильнее.
– Возьми, ответь, – совершенно убитым тоном почти беззвучно умоляла Карин. – Возьми, ответь, пожалуйста, не перезванивай в другой раз, я этого сейчас не вынесу. Ответь, это страшно нужно, прошу тебя.
«Начнётся и кончится война», – безжалостно продолжало наигрывать в ухо, будто издеваясь и указывая на важность слов в песне, о которых раньше не особо задумывались два человека, которые оказались гораздо более родными друг другу, чем могли представить до сегодняшнего дня. Наконец раздался щелчок – казалось, этого уже никогда не случится, и всегда бодрый голос радостно отозвался:
– Катерозе, дорогая, говори, я тебя слушаю!
Вместо приветствия у неё вырвалось рыдание. На том конце связи сориентировались очень быстро, затараторив нарочито радостно покровительственным тоном:
– Ты что, поссорилась с Юлианом? Он всегда был самым плохим моим учеником, так что это ерунда и пройдёт.
– Не-ет, – едва слышно выдавила Карин, задыхаясь от слёз. – Но он плохой ученик, даааа…
– Эге, – деловито фыркнули бог знает откуда развесёлым баритоном. – Но дело в нём, да? Он что, обидел тебя или бросил?
– Не-ет, – с тем же успехом ответила она, – скорее уж я тогда, но дело не только в этом, ыыы…
– Тэкс, – не давали опомниться и вовсе утонуть в рыданиях из неизвестного далёка, – уж не застукала ли ты его с симпатичной феззанкой или даже с девочкой из старой Империи, а?
– Да нет же, – чуток встряхнувшись от такого предположения, с трудом проговорила Катерозе, – дело в том, что он не умеет хорошо фехтовать на гун-то, вот… И припозорился при мне, аа…
В ответ раздался весёлый заговорщицкий смешок:
– А вот это для меня не новость, дорогая моя, такие клинки доверяют себя только аристократам либо простолюдинам неплебейской сущности, так что уделать его
