но отцом он мне так и не стал, так что я так и не нашла пока, что искала. Или нашла что-то ещё, нужное? Проверим…
Она уже без всякого волнения набрала другой номер. Рычащим инферно отозвалась страшная песня о встрече войны и любви неизвестно где и о страданиях героя, видевшего это. Катерозе слушала спокойно, удивляясь, отчего она больше не желает заходиться в тоске от мелодии, страшными когтями рвущей слушателя, и ужасных слов.
– Это уже становится невесело, – будничным тоном пробормотала она себе под нос, – а ты-то отчего молчишь, неужто что мрачное смогло-то таки произойти?
«И как хотелось в небо мне упасть, – неспешно цедил голос раненого, причём вполне возможно, что смертельно. – И любовь всё поняла. И тихонько умерла». На леденящем кровь проигрыше наконец раздался щелчок, и удивительно ровный и спокойный голос проговорил вежливо и тепло:
– Катерозе, как я рад, вот здорово. Чем могу быть тебе полезен?
– Йозеф, приветствую, у тебя всё нормально? – обрадованно ответила Катерозе. – Не мешаю?
Неизвестно где явно настолько были рады звонку, что не сочли нужным что-либо объяснять…
– Катерозе, я сделал, что ты просила, полностью. Оно тебе понадобилось уже?
– Да, Йозеф, если можно, – она не заметила, что радостно улыбается. Наверняка в ответ говорившему…
– Тогда лови, через полминутки, наверное, придёт, – невероятно тёплым и уютным тоном, словно издеваясь над только что звучавшим кошмаром, сообщили ей. – Потом отпишешься, всё ли так, как нужно.
– Йозеф, а памятник Ройенталю там тоже есть? – деловито осведомилась Карин. – Ну, чтоб тебя зря не беспокоить потом…
В дальней дали – она знала, что дозвонилась вовсе не на Феззан, – по всей видимости, хотели весело рассмеяться…
– Да, есть, но раньше ты именовала это памятником Джессике, что, сменить акцент потребовалось?
– Нет-нет, отправляй тогда в том виде, что мы и задумали, – теперь она заметила, что улыбается. – Просто я же на Феззане, и Джессику тут не знают, а уже на Хайнессене скажем, как следует…
– Так ты ещё на Феззане? – собеседник обрадовался ещё больше. – Это же здорово. Как там наша надежда?
– Великолепен, – выдохнула она в ответ, не замечая ноток восхищения в своём голосе. – Лучше не бывает. Но ему очень тяжело, это заметно, хоть и не видно дуракам.
– Ого, судя по твоему тону, видела близко? Выбирается, значит?
– Похоже на то. Уделал Юлиана в три захода на клинках – и подарил его жизнь мне, назвав его потом безбожником. Предложил мне свадьбу у себя, сам вроде вместо отца, – она говорила сухо и спокойно, будто отчитывалась о погоде.
– Так-та-ак, – в голосе собеседника читалось не столько удивление, сколько искреннее восхищение. – А я же всегда говорил, что корона
