а потом отдаст другому. Он даже с аспирантами так поступал, тряся у них перед носом стипендией Дюма, давая смутные намеки насчет того, кому она достанется.
– Стипендия Дюма настолько престижна? – спросил Полик.
Он не добавил вслух: «Настолько престижна, что ради нее стоит убить?»
Мадам Бонне приподняла брови, посмотрела сперва на Полика, потом на Верлака.
– Вы слышали о Большой римской премии?
Верлак кивнул, но ответил Полик:
– Та, которую дают художникам и архитекторам на обучение в Риме?
– Да. Стипендия Дюма почти столь же престижна. Денежная премия в пятьдесят тысяч евро, дающая возможность учиться, квартира в Эксе – прямо под апартаментами дуайена, оплата дорожных расходов, если тема исследования уводит в Иерусалим или в Дублин, и пункт в резюме, неоценимый никакими деньгами.
– Почти наверняка обеспечивающий хорошую работу в будущем, – добавил Верлак.
– Почти наверняка.
– И с каких пор существует эта стипендия? – поинтересовался Верлак.
– С тысяча девятьсот двадцать восьмого года, когда отец Жюль Дюма оставил нам все свое состояние.
– Объясните, как французский университет смог сохранить работающий факультет теологии после тысяча девятьсот пятого года?
Мадам Бонне пристально посмотрела на судью и дважды подумала перед ответом. Не потому, что она его не знала, а потому, что не услышала слова «пожалуйста».
– В тысяча девятьсот пятом году, как вам известно, было провозглашено отделение церкви от государства. По всей Франции закрывались теологические факультеты – кроме Эльзаса, потому что тогда это была Германия, и вот этого маленького факультета в Эксе – благодаря действиям умелого доктора Ролана Дюма, дяди Жюля. Желающие изучать теологию должны были это делать на историческом, а то и на юридическом факультете. К счастью, семья Дюма была неимоверно богата, а деньги и в тысяча девятьсот пятом году имели вес. Не помешало и то, что один дядя являлся кардиналом, а другой политиком. Факультету предоставили автономию при условии, что он докажет государству свою полную самофинансируемость. У семьи было достаточно денег и удачных инвестиций, чтобы это оказалось возможным. Факультет предоставлял стипендию с двадцать восьмого года с перерывом на оккупацию юга Франции с сорок второго по сорок пятый.
– И сколько это еще будет продолжаться? – спросил Верлак.
Флоранс Бонне пожала плечами.
– На все Божья воля… еще много лет, наверное…
Верлак перебил:
– То есть денег остается еще прилично?
– Достаточно, – ответила мадам Бонне и прокашлялась.
– Вы – казначей комиссии Дюма, – поднажал Полик, глядя в свои заметки.
– Да. У нас в конце недели будет совещание.
Верлак понимал, что Флоранс Бонне что-то скрывает, но хотел вернуть разговор к убитому Жоржу Муту.
