сделаю тебе?
Тамаре стало явно лень заводить переговоры о виновности и невиновности Альбины, и потому сдалась.
– Ну, ты даешь, Альбина! – мягко сказала Тамара: – Да, сделай мне пожалуйста чай, а то, что-то в горле пересохло.
Альбина расплылась в улыбке и весело сказала:
– Платош, набери чайник и поставь, пожалуйста.
– Я не хочу чай.
– Ну, нам поставь! Ты мужчина или кто!? – сказала Альбина и сделала вид, что злится.
– Чайник у нас гендерный признак? – говорил я, обещая себе терпеть.
Альбина опять сказала грубое слово, рифмующееся со словом «гендерный»
– Поставь и все! У меня ножка натерлась, видишь?
Она продемонстрировала розовую пятку с красной ранкой, которая блестела кровью через колготы.
Меня чуть не стошнило.
– Даже лошадям выбираю подковы по размеру – сказал я и выдержал взгляд с укоризной – как сказал бы Чехов.
– В смысле!? – крикнула Альбина – Ты на что это намекаешь?
– Чай пропал, чая не будет.
Альбина здорово разозлилась и стала дергать Тамару за рукав, крича ей:
– Глянь на него! Хам и дебил! И полупьяный опять! Алкаш! Зачем мы его вообще на работе держим! Тамара! Ну, вот было же хорошее настроение, так нет! Приперся, так еще и опоздал!
Я сидел и думал о том, какая все таки пошлость истерика сама по себе. Только в фильмах истерики бывают эффектными и красивыми, в жизни их портят слюни, летящие из уголков рта.
Альбина неправильно поставила ударение в слове договор, и потому я успокоился совершено. Я даже не слушал, что она говорит. Ее слушал Дима и мотал на ус, он правда мог меня уволить теоретически, но для этого у него кишка тонка. Он боится, что я встречу его ночью на улице и изобью или что соблазню ту самую девушку, которая ему нравится. Я уже угрожал ему и тем и этим в шутку. Кажется, он тогда серьезно задумался – как бы абсурдно это не звучало.
Такие мужики как он всегда ждут подобного от таких как я и не знают наивные, что такие как я на это не способны физически. Такие как я трусы, мы все время боимся за других, чаще, чем за себя.
Альбина кричала не долго, она поняла, что молчание значительное передаст ее протест против. Потом она забыла все произошедшее и даже попросила меня сходить за чаем и добавила, что сходила бы сама, если бы не нога.
Я сходил в ближайший магазин и купил чай за свои деньги, естественно, все сделали вид, что забыли компенсировать мне общую покупку. Я и не надеялся, мне наоборот нравились такие жесты. Я мог унижать их каждым пакетиком, не произнося не слово. Их совесть стоила чуть дороже пачки сигарет, что ж, не такая уж и жертва с моей стороны.
День был согрет весенним солнцем, автомобили гнили в пробке, все те же женщины давали мне понять, что не мечтают обо мне, мужчины крутили головами, боясь оскорбить совесть глубокой мыслью или врезаться в стену, первые птицы кричали
