странные встречи с той девушкой не вызывали во мне никакого трепета. Это была глупая игра, в которую мы втянулись, страдая от скуки. Смешно было то, что я даже не знал ее имени. У меня всегда была с этим проблема. Переспросить я не решался, потому, что неудобно спрашивать имя у человека, который соглашается подвести тебя домой так упрямо. Удивительно то, что именно эта девушка сыграла в моей судьбе роковую роль. Быть может ее появление и нарушило то странное уравнение, по порожкам которого я двигался к корню, равному нулю.
Снег становился рыхлым и покрывался легкой коркой. Я шагал с работы домой, уставший и, кажется, больной. Я ни о чем не думал. В наушниках монотонным голосом актер читал «Холм» Бродского. На строчке: «Убийцы тащили их в рощу (по рукам их струилась кровь) и бросили в пруд заросший. И там они встретились вновь». Возле меня затормозила какая-то знакомая машина. В ней сидела та самая леди, которая подвозила меня домой. Я не удивился, иногда я могу такое предугадать, только не могу сформулировать.
– Привет, Платон, ты меня не забыл? – сказала она, опустив стекло.
– Ты незабываема – ответил я и быстро уселся к ней в машину.
Она была прекрасна, только теперь она казалась старше. Короткое красное платье с трудом скрывало резинку черного чулка, длинные светлые волосы волнами лежали на плечах.
– Ты перекрасилась? – спросил я. Я часто задаю женщинам такой вопрос и редко попадаю в цель, чаще я просто не помню, какой цвет волос был раньше, но в любом случае это похоже на внимание. Говоря вообще, внимание в самом широком смысле – это единственное что стоит увеличивать, чтобы соблазнить женщину.
– Нет, тебе показалось – ответила она и просияла всей своей внутренней красотой, которая сильно превышала внешнюю. Жаль, что ценила она больше внешнюю, зыбкую, утекающую красоту.
– А я еду, смотрю ты косолапишь – я сразу узнала. Как медведь.
– В России все немножко медведи – ответил я, ничуть не обидевшись.
– И женщины?
– Не все – ответил я и задержал взгляд на ее острых коленках.
Она гнала машину прочь от моего дома куда-то в верх, в гору города по мокрому асфальту. Она даже не спросила хочу ли я ехать с ней. Это меня обижало и в то же время жутко интриговала.
«Куда же она меня завезет?» – думал я и корчился от ее ужасной, громкой музыки.
– Ты же не ужинал? – спросила она, слегка повернув голову ко мне.
– Я и не завтракал. Понимаешь, ли все сложнее с каждым утром проделывать одни и те же действия.. От мысли, что нужно идти в душ становится жутко. Тебе это знакомо?
– Нет. Мне легко, даже от повторений, я смотрю на них со стороны. Они проходят мимо меня, и я о них не жалею.
– Ты не похожа на всех этих вечно счастливых и беспечных женщин.
– Ой, Платон, только не надо! – сказала она вдруг резко. – Не надо рисовать мой психологический портрет, описывать меня как Достоевский. Скажи еще, что «тайная печаль осела плотным одеялом на мою душу».
Я смутился. Больше всего я боял
