еще будет проводить с тобой все свободное от зубрежной учебы время и звонить ночами напролет, рассказывая, как прошли занятия и какой она приготовила салат. Конечно, девственница и сегодня она решила попрощаться со своей невинностью. Нет, моя милая, ты моя душа, а не… Пускай это будет тупой качок одногрупник по пьяни в машине. Это лучше, чем я. Все лучше, чем я. В этом деле важна не глубина падения, а качество дна, на которое падаешь. Об меня ты сломаешь ножки, а так еще есть шанс»
«Будет теплое пиво вокзальное, /будет облако над головой,/ будет музыка очень печальная – /я навеки прощаюсь с тобой» – зашептал во мне Рыжи.
– Сегодня какая-то хрень в кино выходит новая пойдем сходим? Там опять финансируют «Фонд кино», но режиссер, которому они платят талантливый. Может не продался?
– В кино? – спросила Настя растерянно.
– Да, ты же до одиннадцати со мной, как раз успеем – как можно наивнее сказал я.
– Да… просто мне завтра можно в универ не идти и родители уехали.
«Все ты понял Платон, зачем тебе эти проверки?»
– Тогда идем – сказал я.
В кино мы оба молчали, это молчание было похоже на то затишье, которое возникает между ударами колокола. Фильм был отвратительный. Какая-то горящая неоновым светом дрянь, рассчитанная на унылого, замученного обывателя, страдающего от жажды любви, боя и ума. Они купили и этого, подающего надежды режиссера. Я смотрел его первый фильм, тот, который он снял сам, за свои деньги. Это было наивно, но так хорошо, что мое сердце оттаяло. Теперь, когда мы два часа смотрели на этих говорящих о боли в камеру людей, я ощущал боль в желудке и бесконечное желание освободить мочевой пузырь.
На улице было сыро и ветрено. Фонари мерцали тусклым светом, подсвечивали редкие капли дождя.
Не выразить словами ее глаза, она смотрела на меня как на океан, в котором собралась топиться. Ее щеки раскраснелись, длинные пальчики дрожали, и я видел царапину на красном лаке мизинца. Она втянула голову в плечи, сомкнула стройные ноги.
«Холодно без колгот» – подумал я.
– Платон, мы можем еще погулять, у меня время есть – шептала она, опустив голову и прижав руки к моему животу, как к дверце храма.
– В другой раз, принцесса. Мне рано утром нужно быть на работе – как можно невиннее ответил я и очень быстро набрал номер такси.
Таксист был похож на сваренного рака, а его машина напоминала дождевую тучу. Рак высунулся из тучи и сказал, что продастся за двести рублей. Как можно незаметнее я сунул ему деньги и открыл дверь, приглашая Настю. Она стояла в нерешительности. Еще один миг и она начнет рассказывать, как сидела вчера в интернете и читала про «первый раз», как брила ноги перед выездом и поэтому опоздала, как аккуратно укладывала сменное белье и маленькое полотенце, которое мама подарила ей еще в школе на восьмое марта. Вот-вот она должна была начать говорить, что ее чрезмерная целомудренность вызывает насмешки у сверстниц,
